Пасха! Торжество торжеств! Весь год шаг за шагом, облачаясь в разные цвета, Церковь ведёт нас к этому светлому дню! И вот он наступил! Церковь украшена светлыми одеждами, включившими в себя весь спектр радуги, как Пасха, во всей полноте, включила в себя весь круг праздничных богослужений. С утра здесь ещё царила тьма богооставленности, 40-дневные стенания о помиловании, покаяние, боль страстной седмицы, упокоение Господа от дел по спасению человека. И вот она победа над злом, над тьмой.
Врата не закрываются – небеса отверсты! Светильники горят всю ночь – смерть побеждена! Свечи, как звёзды, упавшие с неба, как пылающие верой сердца мучеников, лучатся радостью, теплом, наполняют Храм благовонием горящего воска. Одни гаснут, на их место воздвигаются новые и снова горят, горят ликованием победы!
Вот батюшка в белоснежной, блистающей радужными переливами, ризе, символе Света и Исуса Христа, надорванным, в бесчисленных богослужениях многодневного поста, голосом, восклицает: «Христос Воскресе!» и Церковь в соборном восторге отвечает: «Воистину Воскресе!» Звучит канон Иоанна Дамаскина. Батюшка выходит в красной ризе, знаменующей неизречённую, пламенную любовь Бога-Отца к людям и богоподобную любовь мучеников за веру. «Христос Воскресе!» - «Воистину Воскресе!».
Новая риза сияет оранжевым цветом неземной телесности святых пророков, апостолов, святителей, неповреждённой грехами. «Христос Воскресе!» - «Воистину Воскресе!» Вот батюшка в ризе, сияющей золотом, символе царского и архиерейского достоинства Сына Божия, который является «сиянием славы Отца», «Царём мира» и «Архиереем грядущих благ». «Христос Воскресе!» и восторженный возглас «Воистину Воскресе!».
Лица усталые, но счастливые причастностью к гармонии веков, к гармонии Света, цветности и череды событий. За жёлтым, следует зелёное облачение, в переливах живых зелёных огоньков – символ памяти подвижников, преподобных, юродивых. Он означает – умерщвление низшей человеческой воли и оживотворение духовного начала в человеке, сочетованием с Царём Славы (жёлтый цвет) и Благодатью Святого Духа (голубой цвет), к жизни вечной и обновлению всей человеческой природы. Это соответствует смыслу праздника Троицы, потому что Исус обещал и послал на Церковь Духа Святого, «Господа животворящего». Как не торжествовать! Как не ликовать! И радость изливается из груди: «Христос Воскресе!» - «Воистину Воскресе!» Из Алтаря появляется батюшка в ризе голубого, дорогого сердцу каждого россиянина, цвета. Это цвет безбрежного неба, невинных васильков, скромных незабудок и прекрасных девичьих очей. Он символ неизречённой красоты Богородицы, благодатной силы Святого Духа, льющейся с неба духовного. И голубем парят в Храме: «Христос воскресе!» - «Воистину Воскресе!»
Батюшка выходит в тёмно-синем одеянии – символе наших земных привязанностей, подвигов поста, дарующих свободу от этих пут. С надеждой и верой, что наши немощные усилия, ведущие ко Христу, не бесплодны, звучат: «Христос Воскресе!» - «Воистину Воскресе!» И вот он долгожданный и такой желанный цвет высокой духовности непостижимой тайны – фиолетовый, объединяющий начало и конец, не оставляющий места черноте – символу смерти. Это воспоминание о Кресте, страданиях Христа, ради спасения людей, о присутствии всех ипостасей Святой Троицы и Крестном подвиге Исуса. «Христос Воскресе!» - «Воистину Воскресе!» Какая гармония! Какая поэзия! Недаром Осип Мандельштам сказал:
Народу нужен стих,
Таинственно-родной,
Чтоб от него он вечно просыпался.
Внезапно, несвойственный для Церкви, шум заставил опуститься на грешную землю. Боязнь тишины – особенность времени. В расхристанные двери Храма хлынул поток подростков, возбуждённых вакханалией дискотек, которые, исполнив своё чёрное предназначение, изрыгнули во тьму ребят, не способных контролировать поступки из-за спиртных, никотиновых и наркотических возлияний. Они развязно выкрикивают, искажённые жаргоном и матами фразы, дымят сигаретами, расталкивают прихожан, рвутся к иконостасу, бессмысленно рассматривают иконы.
На миг помутнённые взоры застывают на столпах, залитых фонтанами огня. Некоторые неуклюже пытаются поставить свечу. Она клонится, падает, жала пламени вонзаются в немощные ручонки. Те отдёргиваются, пытаются вновь освоить технику бескровного жертвоприношения и, наконец, оставляют это занятие на милость служащих. В обнимку с вульгарно раскрашенными девицами проталкиваются к выходу, в похабной интерпретации делятся впечатлениями с вновь прибывшими и с новой волной проталкиваются к Алтарю.
Каиново скитание гонит их, вынужденных разрушителей – они не могут и боятся остановиться, окунуться в тишину, защищаясь панцирем вульгарности. Бедные дети! Оторванные от любви, подменённой ласкательством, какие плоды вы дадите миру?
Спровоцированные кощунством, бабушки одёргивают, пытаются вытолкать подростков, те дерзко огрызаются и отмахиваются от старушек, как от назойливых мух. Они стыдят ребят. Назревает конфликт. И нет уверенности в том, что он стихийный и не имеет вдохновителей. Богослужение остановилось. Батюшка с тревогой всматривается в бурлящий поток, умоляет: «Друзья мои, будьте благоразумны!» То тут, то там слышится дерзкий хохот, брань.
Во мне борются два чувства: страх за самочиние – меня не благословляли следить за порядком и ещё больший страх оттого, что нерешительность может сделать меня свидетелем ужасного зрелища, которое обернётся непроходящими угрызениями совести. Второе чувство – самопожертвование ради ближних, победило. Из первых рядов, где примостилась с детьми, чтобы они увидели всю службу, начала пробираться к выходу, стараясь меньше тревожить притиснутых друг к другу прихожан.
Подошла к самому буйному парню, развлекающему компанию сверстников, обняла за плечи и тихонько сказала:
- Молодой человек, простите, Христа ради, нельзя ли потише? Ведь вы в Храме.
Он оглянулся, ответил взаимным объятием и промолвил:
- Мы уже уходим.
Группа притихла и потянулась к выходу. Неожиданно лёгкая победа пронзила меня звенящей жалостью к этим неприкаянным страдальцам. Я подходила к одному, другому, обнимала за плечи, чтобы передать капельку духовного тепла, успокаивала, девочек просила покрыть головки, юношам напоминала, чтобы сняли головные уборы. Останавливала бабушек, которые гнали ребят: нельзя отталкивать эти озябшие души от благодатного огня, к которому привёл их Господь в этот торжественный день.
Появился милиционер. Авторитет формы способствовал восстановлению порядка. Чтобы страж порядка понял, что в Церкви неприемлемы методы силы и власти, немного постояла с ним на пороге, доброжелательно напоминала ребятам о правилах приличия и радушно приглашала в Храм. Потом возвратилась к детям с тихой грустью в сердце, ведь моему примеру последовали многие присутствующие. Шум продолжался, но богослужению уже не мешал.
Приближалось утро. Малыши устали. Уложила их спать в сторожке. Как велика сила любви! В одно мгновение, разнузданных животных, она превращает в кротких овец.
Возрождение России в любви, а не в ропоте и митингах протеста. Но любви жертвенной и совершенной. «Господи, подари нам это чудо! Защити неокрепшие души детей!»
Пасхальное солнышко заиграло первыми лучиками зари, омытой в купели молитв. Снежок от шагов рассыпается детским смехом. Как благостно на душе! И вечно молодая душа на крыльях памяти упорхнула к другой купели. Купели детства.
19. 04. 1998.