. Посв. Вячеславу Римше.
Я стремительно бежала на встречу с батюшкой Василием, зная, что именно в это время обычно не бывает много народа и можно будет нормально поговорить с ним обо всём, обо всём и подробно. И было у меня столько трудных вопросов и неразрешимых проблем, что только он – мой родной духовный отец мог помочь мне выкарабкаться из жизненных сложностей. Он всегда точно знал, как поддержать человека в трудную минуту.
В церкви действительно было немного людей, а сам батюшка Василий разговаривал с какой-то женщиной рядом с иконой Николая Чудотворца. Разговор перешёл в несколько повышенные тона. Увидев меня, он приветливо кивнул и продолжил:
– И сколько раз я говорил, что в храм к Богу надо идти ответственно подготовившись и точно знать, какую помощь ты хочешь получить от Всевышнего. А ты собственного имени не знаешь… Ну, как ты будешь обращаться к Богу? Кто ты такая?
В ответ послышалось слабое лепетание:
– Я Алиса…
– Ну, вот, пожалуйста! Она – Алиса. Из страны чудес, что ли? Ты же в православный храм пришла, а не на дискотеку. Понимаешь? Какое у тебя православное имя? Каким именем тебя крестили перед Богом? Алисы нет в наших Святцах.
Алиса запечалилась, зашмыгала носом и стала подвывать, пытаясь что-то сказать на ухо отцу Василию. Он оторопел:
– А я тут при чём? Тебе надо к врачу идти, а не ко мне. И лечить нервы, если ты такая экзальтированная особа… И молиться надо и утром, и вечером. Да и в течении дня нужно в душе своей обращаться к самому главному заступнику - Господу своему. А ты молишься? Просишь у Бога милости и Благодати? А? Не молишься… Ну, тогда чего ты сюда пришла? Тебе кто-то сказал, что я научу тебя жить? Нет, ты сначала пойди узнай у мамы, каким именем ты крещена и начинай молиться, как положено. Молитвослов копейки стоит… И вообще подумай о том, что я тебе сказал. И тогда приходи. Всё.
Батюшка мягко похлопал Алису по плечу и сделал шаг в мою сторону.
Но тут, откуда не возьмись, перед ним вдруг появилась черноокая цыганка в сверкающей синей блузке и ярко-красной бархатной длинной юбке, но босиком. Батюшку трудно было чем-нибудь удивить, но он удивился:
– А это ещё что за явление такое? Ты кто такая?
Цыганка радостно и громко заявила о себе:
– Я – Аза!
Батюшка аж зажмурился:
– Хто?..
Цыганка весело подтвердила:
– Я – Аза.
Отец Василий тяжело вздохнул, посмотрел на вертевшуюся перед ним Азу и сказал уставшим голосом:
– Ох… И эта тоже… Всё сначала.
Он повернулся ко мне:
– Лена, иди на подмогу. Объясни ты ей что к чему. Я уже устал повторять одно и тоже, – и он пошёл в сторону кухни.
Я спросила Азу, зачем она сюда пришла. И она бодро рассказала, что так много слышала о нашем батюшке Василии, что пришла с ним познакомиться. Таков был простодушный цыганский ответ. Я стала объяснять ей правила поведения в церкви. О том, что надо женщине носить покров на голове и о том, что нужно знать своё христианское имя. И в разговоре мы постепенно вышли из храма.
На паперти она пристально посмотрела мне в глаза и предложила:
– А давай я тебе погадаю? У тебя в глазах такая печаль и тревога… Я могу и без денег. Всё тебе скажу. Что было, что сейчас, что будет…
Я увидела в этом порыве Азы добрый посыл и желание мне помочь. Я улыбнулась, пожала ей руку:
– Православные гаданий не признают. Вся наша жизнь принадлежит Господу. Всё в его руках. И в никакие предсказания мы не верим.
Аза стала вдруг серьёзной и спросила:
– А можно я сюда ещё приду?.. По настоящему, от всей души?
Я ей посоветовала приходить на службу утром или вечером, чтобы понять для чего храмы на земле существуют и научиться молитве. Она порывисто прижалась ко мне с улыбкой, а потом легко соскочила с крыльца и побежала по аллее к выходу, сверкая своими голыми пятками.
Я стояла и смотрела ей вслед, мысленно пытаясь понять, как же отразится в жизни Азы это посещение Божьего храма. А тут и сам отец Василий вышел на крылечко подышать свежим воздухом. Вид у него был умиротворённый и благостный. «Наверное напился батюшка чая с любимыми пряниками», – подумала я. Мы молча стояли и наслаждались видом природы, в предзакатном состоянии летнего вечера, и думали, каждый о своём. Я решила, что наступило время высказать батюшке всё, что на душе у меня накипело, и открыла рот… Но, взглянув на него в эту редкую минуту тишины и спокойствия, поняла, что слов не надо. Рот закрылся сам собой.
Батюшка сам нарушил благостную тишину:
– Ну что – расправилась с весёлой цыганкой, Лена?
– Да, как-то… так. Она мне на прощанье предложила погадать.
Батюшка рассмеялся:
– Как волка ни корми – он всё равно в лес смотрит. Цыганское племя – народ старинный и своеобразный…– тут он неожиданно прервал свою мысль о цыганах и удивлённо сказал. – Ого, глянь!
Я посмотрела в сторону его взгляда и поняла, что «недолго музыка играла». Тишина была нарушена громким стуком высоченных каблуков.
По аллее решительным шагом шла девица в весьма странном одеянии. Точнее - его почти не было. Нечто прозрачное и светлое было надето на верхнюю часть туловища, а ниже пояса, где должна была быть юбка – трепетал какой-то небольшой кусочек ткани непонятного цвета. Про такое батюшка говорил: «Юбка – выше пупка». Ноги демонстрировались просто, как говорится, от бедра. Причём, форма ног была сногсшибательной: они от колен расходились в разные стороны, как у горной козочки, и высоченные каблуки только подчёркивали этот несуразный вид.
– Вот это калбуки… А на голове что? Это всё как понимать? – спросил меня отец Василий.
– Так ведь всякое в жизни бывает, батюшка. Ну, забыла дамочка юбку надеть. Зато на голове вона какой начёс соорудила. Для кладбища – это самый лучший прикид, по её понятиям.
Тут Батюшка пригляделся и с весёлым испугом в голосе сказал:
– Нет… она не кладбище пришла. Она, видать, к нам идёт.
Тут и я увидела, что гражданка стала круто загребать левой ногой и заворачивать в нашу сторону:
– Да, батюшка… Вечер перестаёт быть томным. Если, вдруг что – беру удар на себя, – и я посмотрела на него.
– Вот, вот, бери, конечно. Ты подтренировалась на цыганке – опыт уже имеешь. Проведи с ней чисто женский разговор. Сама понимаешь какой. А я пойду, пожалуй. Если что – беги ко мне сдаваться!
Улыбка у Батяни была ироническая и во весь рот. Он, в знак поддержки, крепко хлопнул меня по плечу и быстро удалился.
Я сделала два шага назад и встала – аккурат перед дверью. Девица попыталась меня обойти, но я стояла как танк на оборонительной позиции. Она тогда посмотрела на меня и спросила:
– Ты что меня не пускаешь, что ли?!
Я как можно суровее посмотрела на неё:
– Да. Не пускаю.
– А почему это?
– А потому что. Есть к тебе вопросы.
– Какие вопросы? Ты меня совсем не знаешь.
– Ну, вот и расскажи: куда ты пришла в таком виде и каким именем крещена?
– Я – Татьяна. Куда я пришла? В церковь я пришла. И при чём здесь мой вид?
– Очень даже при чём, если учесть, что юбки на тебе нет и голубые трусы сверкают во все стороны света. Ты считаешь, что в церковь можно являться в полуголом виде?
– Как это нет, как это нет? А это что, по-твоему? И она попыталась руками нащупать на себе мнимую юбку.
– Ты хоть видела себя в зеркале, когда одевалась?
– Видела. Но у нас в общежитии зеркало только по пояс… Большое разбили.
– Короче. В таком виде входить в церковь нельзя.
Девица на секунду задумалась, а потом на поясе стала распускать завёрнутую, видимо для укорочения, юбку, и она стала на ладонь длинней. То есть уже можно было бы назвать это юбкой, хоть и мятой, но всё равно ещё очень короткой. Увидев мой недовольный взгляд, она нагнулась, завернула подол и вытащила из него толстую нитку, которой юбка также укорачивалась. И ещё на ладонь юбка стала длиннее. Это уже было кое-что, хотя смотрелось жутко.
– Ну, тебе ли с такими ногами – носить мини-юбки…
– С какими такими ногами? Да у меня самые красивые ноги в нашем общежитии.
– Ладно. С юбкой чуток разобрались. А платок на твою дурную причёску у тебя есть?
– Почему это дурную? Я полчаса начёс делала. А платок от солнца у меня есть.
– Ну, ладно. А как быть с каблуками – то?
– Ой, так у меня в сумке есть пляжные шлёпанцы, можно?
– Можно. И начёс немного распусти. Ты что прямо с пляжа пришла сюда, что ли?
– Да, я здесь недалеко от ворот загорала на травке.
– Прямо рядом с могилами?..
– Нет, рядом с дорогой.
– Так это же — кладбище.
Таня не ответила. Молча достала из сумки расчёску и, после небольших манипуляций с причёской, покрытая платочком – передо мной стояла вполне симпатичная девчушка с грустными глазами. Она смотрела на входивших и выходивших из двери людей, а взор её был направлен внутрь себя. Я спросила:
– А чего ты, собственно, пришла? Ты, небось, к отцу Василию?
Она кивнула в ответ и доверчиво рассказала мне, что её любимый Витька, от которого она сейчас беременна, бросает её из-за Ольки. А поскольку Витька ходит в эту церковь и чтит отца Василия – она и пришла, чтобы напрямую поговорить с самим священником.
И тут, очень кстати, вышел батюшка Василий:
– А я уж думаю – как ты тут?.. А кто это? – и он с интересом стал разглядывать бывшую несуразную девицу, превратившуюся в нормальную девушку. – А где ж вы юбку взяли? А где калбуки?
Мы обе заулыбались:
– Это, батюшка, наши женские секреты. Но теперь она вполне может предстать перед вами и рассказать о своих душевных секретах и бедах.
Отец Василий молча кивнул, положил руку на плечо Тане и повёл её на исповедь. И по его сияющим глазам было видно, что он уже любит эту девчушку.
Перед дверью он остановился и оглянувшись спросил:
– А ты-то чего хотела мне рассказать? Что-то важное?
Я заулыбалась в ответ на его добрую улыбку:
– Да нет, батюшка. Всё нормально.
На прощанье я помахала своему родному духовному отцу рукой и пошла домой.
И не пошла я, а почти полетела. Потому что на душе было легко и свободно. Будто не домой я шла навстречу всё тем же проблемам, а в какое-то светлое пространство, освящённое добротой и молитвой святого наставника. Почему-то после встречи с батюшкой Василием, всегда появлялась надежда на лучшее. И только от одного его присутствия и внимательного взгляда - все жизненные вопросы разрешались как бы сами собой…