На заре, красавица, что досадно,
Поздновато будет твердить "ну ладно".
Всем пора домой.
Запираю дверь, ключ в почтовый ящик.
Чудеса случаются в настоящем,
Жаль, что не со мной.
Впрочем, если вдуматься, то - а жаль ли?
Хрен их разберёт, что потом в скрижали
золотым пером
Теофраст какой-нибудь, прикусивши
От усердья язык, впишет. Вон, их тыща
За одним столом.
У кого перо, у кого гитара,
А в углу с диктофоном сидит ментяра,
До крамол охоч:
Раз: графья-то все натурально смерды;
Два: теперича даже Кощеи смертны;
Три: терпеть невмочь.
Ты строчи, шелудивый, глядишь, повысят:
Станешь первым замом четвёртой крысы,
Выдадут наган.
Им сподручней, старик, нежели девайсом.
А в обед до храма метнись, покайся.
Смерть придёт нага,
Белокожа, стройна - и не въедешь сразу,
Что она за тобой. Хороша, зараза,
Откажись посмей.
Я и сам бы с ней полежал бы рядом.
Слышь, мамаша, сосцы-то сочатся ядом?
А в ответ лишь смех.
Но потом появится добрый пастырь
И приложит к ранам волшебный пластырь.
И сведёт к ручью.
В нем вода ни мёртвая, ни живая,
Но коснись губами - и заиграет
Музыку ничью,
И душа твоя, типа, взовьётся птицей.
И не то чтоб нужно в ручье топиться.
Да и сам-то ты -
Пусть бы даже и смерть ты однажды трахнул -
Никому в этом мире не нужен на хрен.
Так, одни понты.
Посему как орбикулярис орис
Не сжимай куриною гузкой, горю
Не поможет плеть.
И поскольку нету Вселенной дела
До твоих души, бабы, денег, тела,
Остаётся - петь.