Несколько ст. А. Хаусмена одним файлом

Левдо
Коротко об авторе по Википедии и др. Интернет-источникам.

Альфред Хаусмен (англ. Alfred Edward Housman, 1859 - 1936 ); один из самых популярных
поэтов-эдвардианцев, творивших -- наряду с такими писателями как Р. Киплинг, Б. Шоу,
Дж. Конрад, Дж. Голсуорси, Г. Уэллс -- в период правления короля Эдуарда VII в начале
20-го ст., во времена сравнительного благополучия и относительного мира.
А. Хаусмен родился на окраине города Бромсгроув в английской глубинке и был старшим
из семи детей. Окончив местную школу, в которой он получил серьёзную основу для
академического образования и множество наград за поэтические опыты, он поступил
в Сент-Джонс-колледж в Оксфорде, где изучал антиковедение.
Безответная влюблённость в сокурсника предопределила его пессимистический взгляд
на окружающее.
Сам Хаусмен считал себя в первую очередь латинистом, вёл уединённый образ жизни,
держался особняком от других литераторов. Он преподавал латынь в Кембридже
и более 30 лет работал над комментариями к сочинениям древнеримского астролога и поэта
Марка Манилия.  Публиковал работы о творчестве древнегреческих авторов.
"Шропширский парень" -- знаменитый сборник стихов Хаусмена 1896 г., был вдохновлён чтением
Вордсворта и Гейне. Автор, пребывающий в пресловутой "башне из слоновой кости", отстранён от
того, что воспевает, с горечью озирая окружающий мир. Его лирический герой -- простой работяга
из Шропшира, региона на западе Англии, граничащего с Уэльсом.
Поэт опубликовал эту работу небольшим тиражом на собственные деньги.
Прошло почти 20 лет, прежде чем пессимистический настрой книги был принят широкой публикой,
а некоторые строчки стали хрестоматийными. Сборник Хаусмена «Последние стихи» (1922) также
имел большой успех.
Многие стихотворения Хаусмена были положены на музыку.
В. В. Набоков был высокого мнения об эссе Хаусмена «Имя и природа поэзии» и не раз
упоминал его в своих англоязычных романах.

*****
Дополнения от переводчика:

1) Подборку стихотворений А. Хаусмена в переводах Рафаэля Шустеровича
я нашел вот здесь: http://raf-sh.livejournal.com/tag/housman

2) Значительная часть сочинений Хаусмена в тщательно отобранных русских переводах,
предваренная небольшой, но содержательной биографической статьёй:
http://coollib.com/b/211691/read

f****************************************
f****************************************
f****************************************

I. Альфред Хаусмен
По ст. - Смирись, душа, смирись -


Смирись, душа, смирись:
                плоть есть сосуд из глины,
Но твёрд устой земли
                и вечен небосклон.
Подумаем о том,
                как в простоте невинной,
Душа, коснела ты,
                вкушая долгий сон.


Жестокости людей,
                их пота, слёз и крови
Во мгле дородовой
                не мог я увидать.
Я им не сострадал,
                не чуял к ним любови:   
Тогда, до бытия,
                я знал лишь благодать.


А ныне я, влача 
                своих раздумий бремя,
Под солнцем по земле 
                брожу, и воздух пью.
Смирись, смирись, душа; 
                всё это лишь на время:
Cрок претерпев, мы долг 
                заплатим бытию.


Земля и небеса --
                всего первооснова.
Но мысли сердце рвут:
                Я в мире, как в плену;
В нём только страх и боль --
                и ничего иного.
Зачем я пробуждён?
                Когда я вновь засну?


f****************************************


От переводчика:

Не исключено, что это стихотворение -- своего рода аллюзия на известный христианский гимн
«Будь спокойна, душа моя», написанный по-немецки Катариной фон Шлегель (1697–1768)
и переведенный на английский в 1855 г. Джейн Лори Бортвик (1813–1897).

Его первая строфа в русском переложении Ольги Шульчевой-Джарман звучит так*:

Крепись, душа! Господь – Поборник твой.
В терпенье крест возьми, грядя вослед.
Он попечется о тебе нагой,
Он – Свет твой будет, коль погаснет свет.
Крепись, душа! Твой верный Друг, твой Бог
Путем Креста тебя к Себе привлёк.

Этот гимн в разных вариациях и переводах многократно положен на музыку.
В том чиле композитором Я. Сибелиусом он выделен как отдельный фрагмент
из его знаментиой сюиты "Финляндия".

Возможно, его истоком в свою очередь служат некоторые из библейских псалмов.
Например:
"Что унываешь ты, душа моя, и что смущаешься?
Уповай на Бога, ибо я буду еще славить Его... "
Пс. 41

Однако от этих текстов, полных веры и упования, стихотворение Хаусмена, на мой взгляд,
разительно отличается крайним пессимизмом, интонацией неверия, скорби и безнадежности.
Содержательно оно скорее противопоставлено своим прототипам, чем следует им.
И неудивительно: Хаусмен с юности был скептиком, атеистом, или, по меньшей мере,
нерелигиозным, неверующим человеком.

*Полный текст английского варианта этого гимна  и его русской версии см.
http://www.stihi.ru/2010/07/22/7878

f****************************************

Оригинал:
Alfred Edward Housman
* * *

Be still, my soul, be still; the arms you bear are brittle,
Earth and high heaven are fixt of old and founded strong.
Think rather,-- call to thought, if now you grieve a little,
The days when we had rest, O soul, for they were long.

Men loved unkindness then, but lightless in the quarry
I slept and saw not; tears fell down, I did not mourn;
Sweat ran and blood sprang out and I was never sorry:
Then it was well with me, in days ere I was born.

Now, and I muse for why and never find the reason,
I pace the earth, and drink the air, and feel the sun.
Be still, be still, my soul; it is but for a season:
Let us endure an hour and see injustice done.

Ay, look: high heaven and earth all from the prime foundation;
All thoughts to rive the heart are here, and all are vain:
Horror and scorn and hate and fear and indignation--
Oh why did I awake? when shall I sleep again?

f****************************************
f****************************************
f****************************************


II. Альфред Хаусмен
По ст. - Прощание -

Прощайте, хлев, амбары, вяз,
Прощай и ты, друг мой.
В последний видимся мы раз.
Я не вернусь домой.

Делянку мы косили с ним.
Теперь на том лужку
Лежит он, Морис, недвижим,
В крови, с ножом в боку.

Стирает матушка бельё
И нас с покоса ждёт,
Но из двоих сынов её
Никто к ней не придёт.

Я стану сам себя судить,
Простимся же на том.
Мне больше ру'ки не трудить
Граблями и серпом.

Будь верен, друг, своей судьбе,
Пускай в краях родных
Случится победить тебе
На скачках полевых.

А я пропащим стану слыть,
Устанут ждать меня,
И на тарелке будет стыть
Вечерняя стряпня.

f****************************************


От переводчика:

К этому, на первый взгляд непритязательному, стихотворению имеется довольно много
комментариев английских специалистов.
Здесь я привожу в отрывках небольшую компиляцию, не упоминая конкретных источников:

<< Настоящее произведение Хаусмана сопоставимо с балладой, что создает специфический,
присущий данному жанру драматический эффект.
Баллада -- это обычно короткий рассказ в стихах. Когда-то подобные рассказы из поколения
в поколение передавались в устной форме, поэтому одной из характерных черт этого жанра
принято считать близкий к разговорному язык. >>

<< Содержанием стихотворения является мучительное прощание действующего лица
с другом и с привычным ему с детства окружением. Человек принимает тяжелое решение,
которое он более не изменит. Причиной этого внезапного решения навсегда оставить родные
края является преступление, убийство, совершённое им, вероятно, непреднамеренно.
Мы можем только предполагать, что между братьями вспыхнула ссора, что в основе
драмы лежал любовный треугольник. Один из братьев убил другого и не может смириться
со своим ужасным поступком.  Убийца называет убитого по имени, что дополнительно говорит
о его близости с жертвой, о его привязанности. В следующей строфе родство еще более
утверждается словами об их общей матери, которая будет ждать двоих сыновей, рано утром
отправившихся обкашивать поля, но не дождётся ни одного из них. Говорящий чувствует
свою вину перед ней и сопереживает ее боли.
Вся история рассказана фрагментарно, как бы в отдельных деталях, и это заставляет
включаться в неё фантазию читателя. Подобный прием действует, вероятно, сильнее,
чем самый тщательный отчёт о происшествии или полный перечень фактов, вызывая
сопереживание и эмоциальную реакцию читателя. >>

<< Сюжет об убийстве, короткие реплики мучительной исповеди, повторы создают
впечатление неопределенности и тревоги. >>

<< В оригинале стихотворения рассказчик назвает своего друга, которому он исповедуется,
по имени: Теренс.
И это не случайно, поскольку оно включено в сборник Хаусмена "Шропширский парень",
первоначально озаглавленный им  "Стихи Теренса Хирсей".  Теренс является вымышленным
персонажем, от лица которого написаны большинство стихотворений названного сборника.
Теренс обычный человек, он живет на ферме в сельском Шропшире и излагает нам
истории (в основном очень мрачные и унылые) о своей жизни и своих соседях.
И это как раз одна из таких историй.>>

<< Это деревенское происшествие, это трагическое братоубийство оказывается неожиданной
трансформацией библейской легенды о Каине и Авеле*. Только здесь преступник разговаривает
со знакомым, который не выказывает ему осуждения, в то время как Каин вынужден был
оправдываться перед Господом, проклявшим убийцу. >>


*Добавлю к этому и одно своё соображение.

Ассоциация с библейским мифом о жертве, на мой взгляд, поддерживается еще и
упоминанием в оригинале (в предпоследней строфе) скачек на празднике Ламмас
(англ. Lammastide или Lammas), который должен, по-видимому, вскоре состояться.
Ламмас -- это древняя языческая мистерия, общинный праздник кельтов, посвященный
ежегодному урожаю пшеницы. Этот праздник первых плодов до сих пор отмечается
в англоязычных странах Европы, обычно в период с 1 августа по 1 сентября.
Частью праздника издревле были игры и различные состязания, а его главным сакральным
ритуалом как раз и считались обязательные  ж е р т в о п р и н о ш е н и я.

(Об этом празднике можно многое найти в Сети, например, вот здесь:
 h t t p://zamok.druzya.org/index.php?/topic/35089
-ламмас-праздник-плодородия-урожая-хлеба/ )

И наконец, так сказать, о "технологии" сочинительства:
Наивно было бы, мне кажется, думать, что автор рассчётливо выводит логические цепочки,
конструирует свое стихотворение из отдельных элементов или идей как паззл,
как мозаику, и что он осознанно провоцирует необходимые эффекты,- т.е. что он выстраивает
сочинение так, как оно выглядит в подобных аналитических заметках.
Нет, я думаю, это происходит само собой, как некая концентрация его ощущений и интеллекта,
как кристаллизация, которая создает цельное произведение, где все нити соединены и сплетены,
и все частицы сплавлены самым естественным образом и помимо всякого волевого усилия.


f****************************************

Оригинал:
Alfred Edward Housman
* * *

"Farewell to barn and stack and tree,
Farewell to Severn shore.
Terence, look your last at me,   
For I come home no more.

"The sun burns on the half-mown hill,
By now the blood is dried;
And Maurice amongst the hay lies still
And my knife is in his side.

"My mother thinks us long away;
'Tis time the field were mown.
She had two sons at rising day,
To-night she'll be alone.

"And here's a bloody hand to shake,
And oh, man, here's good-bye;
We'll sweat no more on scythe and rake,
My bloody hands and I.

"I wish you strength to bring you pride,
And a love to keep you clean,
And I wish you luck, come Lammastide, 
At racing on the green.

"Long for me the rick will wait,
And long will wait the fold,
And long will stand the empty plate,
And dinner will be cold."


f****************************************
f****************************************
f****************************************


III. Альфред Хаусмен
По ст. - В сердце моём -

Ветер в сердце врывается мне,
Веет смертью из милой земли,
Где холмы в голубой пелене,
Где усадьбы и шпили вдали.

О заветный утерянный край,
Дом, куда я всем сердцем тянусь,
Берег счастья, оставленный рай,-
Я к тебе никогда не вернусь.


Вариация:

Ветер душу мне рвёт и приносит с собой
Смерть из той незабвенной земли,
Где уснули холмы в пелене голубой,
Где усадьбы и шпили вдали.

Это милый, заветный утерянный дом,
Край, куда я всем сердцем тянусь,
Тот, откуда ушёл я беспечным путём,
И к которому я не вернусь.

f****************************************

От переводчика:

Данное стихотворение А. Хаусмен включил в свой первый сборник "Шропширский парень".
В нем можно расслышать тематическую перекличку со стихотворением - Прощание -
из того же сочинения (см. выше), хотя сам автор, судя по расположению этих стихов
в его сборнике, вероятно, не рассматривал их, как связанные.

Это ностальгическое стихотворение было неоднократно положено на музыку.
Вот, например, композиция американца Боба Шера (Bob Scher); она длится примерно две мин.:
 http://songofamerica.net/song/
into-my-heart-an-air-that-kills/

f****************************************


Оригинал:
Alfred Edward Housman
* * *

Into my heart an air that kills
From yon far country blows:
What are those blue remembered hills,
What spires, what farms are those?

That is the land of lost content,
I see it shining plain,
The happy highways where I went
And cannot come again.


f****************************************
f****************************************
f****************************************


IV. Альфред Хаусмен
По ст. - Март -

Вариант 1

Всплывает Солнце в высоту,
И отпускает Рыб чету.
Взамен теперь ему дано
Златое Овена руно.

Всё громче дерзкий дрозд поёт
Круг жизни вновь пуская в ход;
И вольный, и домашний зверь --
Все скачут радостно теперь.

С утра спешит мальчишек рать
В лесу нарциссы собирать.
Корзины, полные цветов,
Несут они с лесных холмов.

К пруду и в поле за вербо'й
Стремятся девушки гурьбой,
Чтобы украсить каждый дом
Лозой с пушистым хохолком.

Твой глаз повсюду видит вновь,
Как возрождается любовь.
Сними ж и ты с души запрет:
Кто любит -- тот любим в ответ.


Вариант 2

Солнце, поднимаясь в высоту,
Выпрягло блестящую Чету
Из кареты,  и плывёт оно,
Золотым руном облечено.

Всё задорней дерзкий дрозд поёт,
Жизни карусель пуская в ход;
Радостные, в поле и в загоне
Прыгают телята, овцы, кони.

В лес с утра спешит мальчишек рать
Жёлтые нарциссы собирать.
Обойдя увалы и низины,
Все приносят полные корзины.

А девицы стайкой говорливой 
В поле отправляются за ивой.
В тот же день украсят каждый дом
Прутики с пушистым хохолком.

Всюду видит око в день весенний
Признаки сердечных вожделений.
И шепчу я, хмурый нелюдим:
О, кто любит, -- будь в ответ любим!

f****************************************


От переводчика:

Специалист по анлийской поэзии  Carol Efrati  в работе "Одинокий Путь А. Хаусмена"
(The Road of Danger, Guilt, and Shame: The Lonely Way of A.E. Housman, см.
http://books.google.de/books?isbn=0838639062)
легко расшифровывает невнятный на первый взгляд смысл первого четверостишия:

"Солнце, поднимается выше, / И, распрягая серебряную Пару (или Чету), /
Которая до этого тянула его колесницу, / Двигается по золотому руну Овна."

Так А. Хаусмен описывает переход Солнца из зодиакального знака Рыб (рыб в изображении
знака две -- пара, чета) в знак Овна. Это случается всегда в день равноденствия 21 марта,
первый день астрономической весны, которым знаменуется начало обновления природы.

Далее упомянуты обычаи, связанные с предстоящим празднованием Вербного воскресенья
за неделю до христианской Пасхи: девушки собирают побеги верб, которые потом освящают
в церкви, а юноши -- цветы нарциссов. Этот цветок -- старинный символ возрождения, победы
Христа над смертью; помимо того, он считается также национальной эмблемой Уэльса.
В Британии существует поверье, что нарциссы обычно умирают в пасхальное воскресенье.

f****************************************


Оригинал:
Alfred Edward Housman
March

The Sun at noon to higher air,
Unharnessing the silver Pair
That late before his chariot swam,
Rides on the gold wool of the Ram.

So braver notes the storm-cock sings
To start the rusted wheel of things,
And brutes in field and brutes in pen
Leap that the world goes round again.

The boys are up the woods with day
To fetch the daffodils away,
And home at noonday from the hills
They bring no dearth of daffodils.

Afield for palms the girls repair,
And sure enough the palms are there,
And each will find by hedge or pond
Her waving silver-tufted wand.

In farm and field through all the shire
The eye beholds the heart's desire;
Ah, let not only mine be vain,
For lovers should be loved again.


f****************************************
f****************************************
f****************************************



V. Альфред Хаусмен
По ст. - Пасхальные вишни -

Вариант 1.

Деревьев прекрасней сегодня нет:
Все ветви усыпал вишнёвый цвет.
Вишни стоят вдоль дорог лесных,
Пасхальный белый убор на них.

Из лет, мне отпущенных на земли,
Начальных двадцать уже прошли.
Я их теперь не верну назад.
Осталось, может быть, пятьдесят.

Но это слишком ничтожный срок,
Чтоб я на мир наглядеться мог.
Лесной дорогою вдаль влеком,
Иду я к вишням в снегу густом.


Вариант 2.

О вишни, что' прекрасней их
Сегодня в  зарослях лесных?
В пасхальных белых кружевах
Висит наряд их на ветвях.

Из тех, что проживу я, лет
Уж первых двух десятков нет.
Остался мне как таковой
Срок малый, полувековой.

Мне пятьдесят, лишь пятьдесят
Цветущих вёсен предстоят,
И я спешу, пока могу,
Увидеть вишни, все в снегу.


От переводчика:

Британские критики замечают, что простые на первый взгляд стихи А. Хаусмена
обычно очень содержательны.
То же и здесь.
Настоящее стихотворение включено автором в сборник "Шропширский парень".
Одним из основных мотивов всего сборника можно назвать memento mori ( лат. меме'нто мо'ри --
"помни о смерти"). Но в данном случае ощущение физической конечности жизни дополняется
тем, что со времён Горация обозначают фразой carpe diem (ка'рпэ ди'эм, лат.;"лови день") --
крылатым выражением, означающим живи/наслаждайся настоящим.
Здесь оба эти мотива объединяет христианская Пасха -- время умирания и возрождения.
Вишневое дерево -- для автора в эту минуту самое прекрасное из деревьев -- покрыто белыми
цветами, и кажется, что оно также готовится к Пасхе, к дню, связанному со смертью
и воскресением.

f****************************************

Оригинал:
Alfred Edward Housman
***

Loveliest of trees, the cherry now
Is hung with bloom along the bough,
And stands about the woodland ride
Wearing white for Eastertide.

Now, of my threescore years and ten,
Twenty will not come again,
And take from seventy springs a score,
It only leaves me fifty more.

And since to look at things in bloom
Fifty springs are little room,
About the woodlands I will go
To see the cherry hung with snow.


f****************************************
f****************************************
f****************************************


VI. Альфред Хаусмен
По ст. - Побудка -

Просыпайся, лежебока!
Мир жемчужной мглой объят,
И заря плывёт с востока
Как пылающий фрегат.

Пробудись! Ты видишь: с края
Мрак, подобно чугуну,
Лопнул, дробью осыпая
Всю окрестную страну.

Поднимайся, спать негоже,
Барабаны бьют с утра,
Выходить на бездорожье
Из угла давно пора.

Берег моря, блеск проспектов,
Громовую звонниц медь --
Их узнают только те, кто
Сапоги решил надеть.

Лишь движенье в самом деле
Множит силы в пареньке.
Кто не хочет встать с постели,
Тот умрёт на тюфяке.

Дышит грудь -- а время мчится,
Кровь кипит -- а плоть косна.
Когда путь твой завершится
Хватит времени для сна.

f****************************************

Оригинал:
Alfred Edward Housman
Reveille               

Wake: the silver dusk returning
Up the beach of darkness brims,
And the ship of sunrise burning
Strands upon the eastern rims.

Wake: the vaulted shadow shatters,
Trampled to the floor it spanned,
And the tent of night in tatters
Straws the sky-pavilioned land.

Up, lad, up, 'tis late for lying:
Hear the drums of morning play;
Hark, the empty highways crying
"Who'll beyond the hills away?"

Towns and countries woo together,
Forelands beacon, belfries call;
Never lad that trod on leather
Lived to feast his heart with all.

Up, lad: thews that lie and cumber
Sunlit pallets never thrive;
Morns abed and daylight slumber
Were not meant for man alive.

Clay lies still, but blood's a rover;
Breath's a ware that will not keep.
Up, lad: when the journey's over
There'll be time enough to sleep.


f****************************************
f****************************************
f****************************************


VII. Альфред Хаусмен
По ст. - Выстрел -

Вариант 1.

Кольт? Вот конец простой, надёжный.
Ты прав, наладив пулю в лоб.
Что' нам исправить невозможно,
То' лучше взять с собою в гроб.

Превозмогая страх и смуту,
Как верный чести офицер,
Ты выбрал нужную минуту
И поднял чёрный револьвер.

Уж лучше так (чем ждать чего-то
Среди позора и клевет)
Убить в себе искариота,
Кому на свете места нет.

Ты был из тех, кто рано знали,
Сколь путь их грязен и тяжёл.
Теперь ты прах, о сын печали,
Но прах -- не худшее из зол.

Мыта'ря ближних, сами мучась,
Погибло много слабых душ.
Но ты иную выбрал участь,
И умер словно зрелый муж.

Друзья на место погребенья
Придут, сочувствия полны.
Ты удостоишься прощенья,
Ты впредь свободен от вины.

И я, душою умилённый,
Мой скромный дар принёс туда:
Моих стихов венок зелёный
Что не поблекнет никогда.


Вариант 2.

Выстрел? Вот быстрый конец, надёжный.
Парень, ты прав со своей пальбой.
То, что поправить нам невозможно,
Лучше в могилу забрать с собой.

В мудрости ранней своей провидя
Путь твой и место, куда он вёл,
Ты предпочёл таковой планиде
Верную пулю и чёрный ствол.

Ты предпочёл уничтожить скоро
Душу, что зря родилась на свет,
И уберечь её от позора
Долгих, бесславных и горьких лет.

Завтра тебя бы хулила скверно,
Имя твоё повторяя, мразь.
Ты предварил их, ну что ж, всё верно:
К праху не прилипает грязь.

Люди изводят других, утратив
Меру для злобы и доброты,
Но, не желая бесчестить братьев,
Умер, юнец, как мужчина ты.

Всякий, почтивший твою могилу,-
Странник ли, друг ли, в го'ре немой,
Скажет, что смерть тебя обелила,
Ты неповинным пришёл домой.

Спи. Завершилась твоя дорога.
Мной в твою память венок сплетён.
Может быть он и не стоит много,
Но никогда не увянет он.

f****************************************

От переводчика по английским Интернет-источникам:

В бумагах А. Хаусмена после его смерти нашли газетную заметку о самоубийстве
юноши-кадета, по которой написано данное стихотворение.
Хаусмен, вероятно, имел основания полагать, что молодой человек, оставивший записку,
в которой он объяснил, что не хочет позорить себя и развращать других, был геем.
Это, очевидно, не могло оставить автора равнодушным и сильно затронуло его чувства,-
ведь он сам всю жизнь страдал от неразделённой любви к одному своему сокурснику,
и эта страсть имела для него весьма негативные последствия -- как чисто житейские,
так и ментальные: недаром некоторые знатоки его творчества называют его многолетние
занятия тёмными латинскими текстами попыткой затянувшегося интеллектуального суицида.
В этом стихотворении Хаусмен использует сдержанные тона и традиционную форму,
чтобы завуалировать свою горячую эмоциональную вовлечённость: впрямую говорить
о существе дела и называть всё своими именами Хаусмен в то время, конечно, не мог.

f****************************************

Оригинал:
Alfred Edward Housman
* * *

Shot? so quick, so clean an ending?
Oh that was right, lad, that was brave:
Yours was not an ill for mending,
'Twas best to take it to the grave.

Oh you had forethought, you could reason,
And saw your road and where it led,
And early wise and brave in season
Put the pistol to your head.

Oh soon, and better so than later
After long disgrace and scorn,
You shot dead the household traitor,
The soul that should not have been born.

Right you guessed the rising morrow
And scorned to tread the mire you must:
Dust's your wages, son of sorrow,
But men may come to worse than dust.

Souls undone, undoing others,--
Long time since the tale began.
You would not live to wrong your brothers:
Oh lad, you died as fits a man.

Now to your grave shall friend and stranger
With ruth and some with envy come:
Undishonoured, clear of danger,
Clean of guilt, pass hence and home.

Turn safe to rest, no dreams, no waking;
And here, man, here's the wreath I've made:
'Tis not a gift that's worth the taking,
But wear it and it will not fade.


f****************************************
f****************************************
f****************************************


VIII. Альфред Хаусмен
По ст. - Лилии Великого Поста -

Весна! Скорей из дому,-
В холмы,- за нею вслед!
В колючей ежевике
Отыщем первоцвет,
И соберём в букет
Фиалки, анемоны,
И крокус ледяной,
И жёлтые нарциссы --
Те, что цветут весной
И вянут в День Святой.

Христову воскресенью
Весь радуется свет,
Трепещут анемоны,
Сияет первоцвет,
Но не нарциссы, нет.
Нарви в лесу нарциссов,
Поставь их на окно,
Затем, что в день пасхальный
Нарциссам лишь одно --
Погибнуть -- суждено.

f****************************************

От переводчика:

В название стихотворения вынесена Лилия Великого Поста -- на Британских островах
это альтернативное имя дикого нарцисса, который является одним из символов Уэльса.
Оно происходит из убеждения, что нарцисс цветёт недолго в период Великого Поста
перед Пасхой и умирает в день Воскресения Христова.
Мне кажется, что это стихотворение, вопреки его как будто бодрому тому,--
еще одна сдержанная ламентация Хаусмена о краткости и бренности существования.

f****************************************

Оригинал:
Alfred Edward Housman
The Lent Lily

'Tis spring; come out to ramble
The hilly brakes around,
For under thorn and bramble
About the hollow ground
The primroses are found.

And there's the windflower chilly
With all the winds at play,
And there's the Lenten lily
That has not long to stay
And dies on Easter day.

And since till girls go maying
You find the primrose still,
And find the windflower playing
With every wind at will,
But not the daffodil,

Bring baskets now, and sally
Upon the spring's array,
And bear from hill and valley
The daffodil away
That dies on Easter day.


f****************************************
f****************************************
f****************************************



IX. Альфред Хаусмен
По ст. - Не задумывайся -

Эй, приятель, брось занудство,
Веселись теперь и впредь.
Болтовнёю понемногу
Облегчай себе дорогу:
Сможет только безрассудство
      Небо подпереть.

Пей, танцуй, шути -- всё разом,
Мир волчком пуская в ход.
Пустяки, потехи эти
Держат нас на белом свете,-
На земле,- тогда как разум
      Всех уложит  п о д.


Версия немного в иной метрике.

Эй, умник, брось своё занудство,
Пой, веселись теперь и впредь.
Так с болтовнёю понемногу
Пройдёшь свой путь, свою дорогу;
Способно только безрассудство
     Устои неба подпереть.

Танцуй, шути и пей -- всё разом,-
Мир как юлу пуская в ход.
Лишь пустяки, затеи эти
И держат нас на белом свете,-
Здесь, на земле,- тогда как разум
    Всех нас заталкивает п о д.

f****************************************

Оригинал:
Alfred Edward Housman
* * *

Think no more, lad; laugh, be jolly:
Why should men make haste to die?
Empty heads and tongues a-talking
Make the rough road easy walking,
And the feather pate of folly
Bears the falling sky.

Oh, 'tis jesting, dancing, drinking
Spins the heavy world around.
If young hearts were not so clever,
Oh, they would be young for ever:
Think no more; 'tis only thinking
Lays lads underground.


f****************************************
f****************************************
f****************************************


X. Альфред Хаусмен
По ст. - Вид с холмов -
 
Холмы, где мне в мечтаньях сокровенных
Когда-то открывался белый свет...
Всё так же здесь бушует в новых венах
Людская кровь спустя десятки лет.

Теперь другие входят в ту же воду,
Ступают в русло медленной реки,
И вырваться желая на свободу,
В дробилку попадают под валки.

Где бледен запад в сумраке сонливом
И тишиною полнится пейзаж,
Увидит парень, сидя над обрывом,
Надежды будоражащий мираж.

Моя мечта, подай мне голос -- где ты?
Жизнь день за днём сбивается с пути,
И юность на заре даёт обеты,
Которые не сможет соблюсти.

f****************************************

Оригинал:
Alfred Edward Housman
* * *

Westward on the high-hilled plains
Where for me the world began,
Still, I think, in newer veins
Frets the changeless blood of man.

Now that other lads than I
Strip to bathe on Severn shore,
They, no help, for all they try,
Tread the mill I trod before.

There, when hueless is the west
And the darkness hushes wide,
Where the lad lies down to rest
Stands the troubled dream beside.

There, on thoughts that once were mine,
Day looks down the eastern steep,
And the youth at morning shine
Makes the vow he will not keep.


f****************************************
f****************************************
f****************************************


XI. Альфред Хаусмен (1859 - 1936)
По ст. - С возрастом... -, с англ.
 
Когда мне было двадцать плюс один,
Мне встретился толковый господин.
"Отдай любые фунты и гинеи,
Рубины, изумруды, жемчуга,
Но сердце никому,- сказал он мне,- и
Не будь ничей адепт или слуга."
Но мне тогда один и двадцать было,
И речь его меня не впечатлила:

Я, кому было двадцать плюс один,
Не слышал обладателя седин,
Который говорил, что если душу
Я буду отдавать другим зазря,
То неизбежно сам себя разрушу,
И горечь обрету, благотворя.
Теперь, когда мне два и двадцать стало,
Я понял всё. Но правда запоздала.

f****************************************

От переводчика:

В этом переложении мною совсем не выдержана авторская форма,
и оно лишь приблизительно передаёт содержание стихотворения.
Переводы Р. Шустеровича из  http://raf-sh.livejournal.com/tag/housman
и С. Шоргина из  http://coollib.com/b/211691/read подходят к оригиналу
гораздо ближе.

f****************************************

Оригинал:
Alfred Edward Housman
* * *

When I was one-and-twenty
I heard a wise man say,
"Give crowns and pounds and guineas
But not your heart away;
Give pearls away and rubies
But keep your fancy free."
But I was one-and-twenty,
No use to talk to me.

When I was one-and-twenty
I heard him say again,
"The heart out of the bosom
Was never given in vain;
'Tis paid with sighs a plenty
And sold for endless rue."
And I am two-and-twenty,
And oh, 'tis true, 'tis true.


f****************************************
f****************************************
f****************************************


XII. Альфред Хаусмен
По ст. - Слишком поздно -

Дела у друга пошли на лад...
............................................
Улыбка твоя нервозна,
Однако скажи ему, что ты рад,
Хотя говорить и поздно.

Но лучше поздно, чем никогда.
Жалеть ни о чём не стоит.
Еще поживёшь... а там лебеда
Навеки тебя укроет.

f****************************************

Оригинал:
Alfred Edward Housman
* * *

You smile upon your friend to-day,
To-day his ills are over;
You hearken to the lover's say,
And happy is the lover.

'Tis late to hearken, late to smile,
But better late than never;
I shall have lived a little while
Before I die for ever.


f****************************************
f****************************************
f****************************************


XIII. Альфред Хаусмен
По ст. - О чём шептала осина -

Я год назад среди полей
Гулял с возлюбленной моей.
Осина там была одна,
Шептала, слышалось, она:
"Наивный бедный человек,
Он хочет с милой быть навек.
Что ж, через несколько недель
Они улягутся в постель:
Она, покрытая землёй,
А он в объятиях другой."

И вот я здесь, как в том году,
С подругой новою иду,
Но как ни тщусь -- не разберу
Что' шепчут листья на ветру.
Теперь, возможно, внятен  е й
Тоскливый шелест их речей,
Их провозвестие о том,
Что скоро с нею мы уснём:
Я средь ромашек полевых,
Она -- в объятиях чужих.

f****************************************

Оригинал:
Alfred Edward Housman
* * *

ALONG the field as we came by
A year ago, my love and I,
The aspen over stile and stone
Was talking to itself alone.
‘Oh who are these that kiss and pass?
A country lover and his lass;
Two lovers looking to be wed;
And time shall put them both to bed,
But she shall lie with earth above,
And he beside another love.’

And sure enough beneath the tree
There walks another love with me,
And overhead the aspen heaves
Its rainy-sounding silver leaves;
And I spell nothing in their stir,
But now perhaps they speak to her,
And plain for her to understand
They talk about a time at hand
When I shall sleep with clover clad,
And she beside another lad.


f****************************************
f****************************************
f****************************************


XIV. Альфред Хаусмен
По ст. - В холмах -

Порой весёлой лета
Курантов перезвон
Летел со всех сторон
С окрестных колоколен,-
Везде был слышен он.

Однажды здесь с любимой
Вдвоём сидели мы,
Смотрели на холмы,
А жаворонки пели
Нам горние псалмы.

Колокола звенели
По всей округе там
От века по утрам,
И паству призывали
К молитве в божий храм.

Тимьян*, благоухая,
Рассыпался кругом
Пурпуровым ковром.
На благовест венчальный
Мы в божий храм пойдём.

Но снег упал на землю,
Настали холода,
И скоро без следа
Безвременно, безвестно
Любовь ушла... куда?

В набат тяжелый били,
Прах милый хороня,
И плакала родня,
Идущая за гробом;
Что дел им до меня?

Колокола трезвонят
Как в давешнем году,
Но счастья я не жду.
Колокола, молчите:
Я слышу, я иду.

f****************************************

От переводчика, по Википедии:

Оригинальное название стихотворения "Бредон Хилл".  Бредон Хилл -- холм
в Вустершире, Англия. Он является частью известного в Британии красивого ландшафта.
На вершине находится небольшая каменная башня, построенная в середине 18-го в.
как дача для члена парламента Дж. Парсонса.  На северной стороне холма имеются
остатки средневекового замка.
В окрестностях насчитывется не менее девяти сельских поселений.
Ярмарка и летние игры проводились на вершине холма до 1876 года. 
В 2011 года появились сообщения, что в этой местности обнаружен крупнейший клад
римских артефактов.
Бредон Хилл фигурирует в произведениях многих поэтов, писателей, художников, композиторов.

............................................
*По-видимому здесь не случайно упомянут именно тимьян:
это эфиромасличное растение с древности почиталось как божественная трава, способная
сохранять и здоровье, и жизнь человека.

f****************************************

Оригинал:
Alfred Edward Housman
Bredon Hill

In summertime on Bredon
The bells they sound so clear;
Round both the shires they ring them
In steeples far and near,
A happy noise to hear.

Here of a Sunday morning
My love and I would lie,
And see the coloured counties,
And hear the larks so high
About us in the sky.

The bells would ring to call her
In valleys miles away:
'Come all to church, good people;
Good people, come and pray.
But here my love would stay.'

And I would turn and answer
Among the springing thyme,
'Oh, peal upon our wedding,
And we will hear the chime,
And come to church in time.'

But when the snows at Christmas
On Bredon top were strewn,
My love rose up so early
And stole out unbeknown
And went to church alone.

They tolled the one bell only,
Groom there was none to see,
The mourners followed after,
And so to church went she,
And would not wait for me.

The bells they sound on Bredon,
And still the steeples hum.
'Come all to church, good people,' -
Oh, noisy bells, be dumb;
I hear you, I will come.

f****************************************
f****************************************
f****************************************


XV. Альфред Хаусмен
По ст. - Покойной ночи -

Спи, и да будет он
Ненарушим, твой сон,
      Пока моря
Полны солёных вод,
И утром небосвод
     Златит заря.

А если небосвод
С опор своих сойдёт,
     Земля с цепи
Сорвётся в никуда --
Что нужды? И тогда --
      Спи, крепко спи.

f****************************************

Оригинал:
Alfred Edward Housman
Goodnight

Goodnight; ensured release,
Imperishable peace,
Have these for yours,
While sea abides, and land,
And earth's foundations stand,
and heaven endures.

When earth's foundations flee,
nor sky nor land nor sea
At all is found
Content you, let them burn:
It is not your concern;
Sleep on, sleep sound.