Синяя вьюга вьюжит, в дальних-далях белым-бело.
Дремлет в промозглой стуже брошенное село.
Домик под чахлым клёном с памятью прошлых лет,
Там, где зарёй червонной дышит забытый след.
Снег серебрит окошко, не смыкает старуха век.
Баба Маруся с кошкой доживают жестокий век.
…Помнит, как муж с германцем пал на кровавой войне.
«Остовец»*- сын, в семнадцать, сгинул в чужой стороне.
Горькая вдовья доля, милость чья-нибудь не в чести.
Горюшко мыкать вволю, да нести божий крест, нести.
Баба глуха, щербата, плачет и дрожью дрожит,
В полночь в углу с ухватом рыскают лишь миражи.
Бабе в жилье убогом затопить поутру бы печь,
Дров только нет под боком – не согреться и не прилечь.
Воет в проулке Лайка, ветер-бродяга кружит.
Стынет изба хозяйки, и дышит на ладан жизнь.
Вдруг издалёка, глухо (неужели за все грехи?)
Шепчет впотьмах старуха: «Умереть, Господь, помоги!»
Ей бы собраться с силой, сделать решающий шаг.
…Вьюга заголосила, – ввысь воспарила душа.
Вслед за февральской вьюгой (не поспорить с чужой судьбой)
Смерть прописалась в круге вечной жизни за городьбой…
*Остовцы – «восточные рабочие» – представители гражданского
населения СССР, угнанные в Германию в годы Великой Отечественной войны.