не совсем никто

Валерий Громов
I.

Величие замысла - амплуа скоротечных эпох,
водоемов, каждый из которых давно иссох.
В этой былой синеве - печать сопричастных предков,
завещание родни, с коей общались мы крайне редко.

Учения от деда, мол, никогда не проси у других, никогда
не иди, раз не звали, но делай, коль произнес слова.
Рассказы о том, что соленая желчная грязь, кровь да пот
не столь приоткрыли блага, сколь допустили цейтнот.

Есть ли в этом масштаб, решит череда предстоящих зим,
и тогда нанесем или, скорее, сотрем мы нимб.
Вероятнее всего, смысл не в том, чтобы оставить след -
честно задать вопрос, слегка очертив ответ.

Величие замысла сокрыто во всем, что окружает толпу,
в оконном стекле и в земле, что принимает стопу,
в тех объятьях, которых не стало в будущем,
и особенно в том, что всегда нам казалось будничным.

II.

Не все ли равно, в Москве, Петербурге или даже - Иерусалиме,
ибо люди остались тем же, чем были в великом Риме.
Мы способны менять лишь фон, влиять на мишень для пыли,
представляя себя волками, покуда не зря те выли,

и не зря могила считалась прибежищем у поэтов,
не зря варвары продолжают гнобить эстетов.
На останках имперских замашек начало свое возьмет
плодородное пепелище, что обеспечит взлёт.

Смысл и в той отраве, что красною гнилью накрыла,
слишком послушных людей, сделав их лица - рылом.
Хвала уж не знаю кому, но смерть порчи подбросила круг:
опять коронованы звери, опять ничего не «вдруг».

Впрочем, забудьте: забыли же это страницы книг.
Возможно, смысл и в том, чтобы мир более не возник.
Так пускай миллионы, появившись затем, после нас,
станут лучше: хоть один и единственный раз.


III.

Частью в банальной любви, наборе привычных фраз,
в веренице прохожих, кои чужие уже сейчас.
Пусть не сразу, но напомнит союз из бумаг и чернил:
чужие и те, кого совсем недавно ты так любил.

Ту девчонку, отвечающую у доски, девушку, т.е. уже твою,
тех приятелей лет, за которых, бывает, я и поныне пью.
В этом списке и голос, и строки, знамя и гимн провала,
наивность попытки, охлаждение вещи напалмом.

Вспомни себя тем беззаботным крикливым мальчишкой:
сильно ли он изменился? сам же видишь - не слишком,
что хорошо, ибо виделось прежде все восторженно разным,
и лишь потом мы прочтем: "я не знал, что любовь - зараза".

Тень же замысла в теле и похоти, обоюдности их услуги,
пределе звука, но также – в молчании скуки.
Платье задрав, видишь не дивные дивы, однако то,
что только вдвоем вы не совсем никто.