И вот окружность... Та, где некий Плиний,
(допустим, Старший), завороты линий
истории заматывал в клубок.
Ему писал поэт, дитя чужбины.
Сплетала звуки дудочка из глины.
Закат империй плавился меж строк.
Не оставляя мест для подражаний,
тоска строки металась виражами
и к нам опять вернулась через круг.
И наши пальцы выпачканы мелом.
Но снова между точкой и пробелом
вплетаем буквы робкие – а вдруг?
Империи растут с водопровода.
Плакучий лес, и мокрый след у входа,
И ржавый лист в темнеющей воде.
Здесь неслучайно порезвились тени.
В кругах воды отобразился гений
и очертил провинциям предел.
«Пиши ко мне, мой ангел , много снега»
для реставраций будущего века.
А прошлое качнется в облаках,
так незаметно с будущим сливаясь,
что ахнем: показалось – мировая.
Но это лишь проекция в веках
снов Вавилона, разоренных Киром
мессопотамских сел. Акцент сатиры
на горьких знаках этого письма,
что Плинию отослано в античный
вчерашний сад, где все течет эпично,
и он доволен будущим весьма.
А будущее – сто веков испуга,
круженье вьюг и притяженье круга.
И по пятам - заезжий гунн и галл.
Ослами буридановыми просим -
вперед - назад? И как же так Иосиф
на этом круге музыку соткал?
И что за кругом там, прогноз неведом.
Зачем несемся, спотыкаясь, следом?
И в Лету окунаются лета,
и день и ночь, и век и миг - двоится.
Провинция иль все-таки столица?
От Постума ответ не прилетал.