ЧЕМОДАН БЕЗ РУЧКИ
Ту-дух-ту-дух, ту-дух-ту-дух, ту-дух-ту-дух...
Электричка другой песенки и не знает. В вагон входят тяжёлые мокрые люди: трудно оставаться лёгким и сухим, когда на улице льёт как из ведра. Вода струится с плащей, зонтиков и сумок, и под ногами, мерно покачиваясь, едут лужи и останавливаются вместе с электричкой. Тшшшшшшш… На коротких остановках пассажиры меняются: одни – выходят, другие – заходят. Состав лениво трогается, колёса снова стучат на стыках рельсов, и лужи едут дальше, в девочкин город. В большой луже-море у девочкиного сидения-суши плавает огромная тётенькина сумка-корабль. Только тётеньке нет дела ни до моря, ни до суши, ни до корабля, будто этот пейзаж она видит каждый день. Тётенька всю дорогу без умолку трещит в самое мамино ухо, мама всю дорогу ни капельки не помнит про девочку, а девочка всю эту же дорогу сидит рядом и теребит рукав маминого плаща. Мамины мысли заняты этой грустно трещащей тётенькой-стрекозой, и даже мамин плащ стал неродным и колючим…
– А ты? – с надеждой спрашивает девочкина мама.
– А уж я для него… – вздыхает Грустная Стрекоза. – И коня на скаку, и в горящую избу…
– Да-а-а… – с усмешкой тянет девочкина мама. – Как говорится, до своей смерти она была жива и носила с базара мягкие бублики… А он?
– А он не носит… у него две левых руки… он и гвоздь вбить не может...
Девочка внимательно смотрит на свои руки. Кажется, у неё всё в порядке: одна – левая, другая – правая.
– А ты?
– А что я?.. Сама ношу, сама вбиваю!
И девочка живо представляет себе Грустную Стрекозу с гирляндами ароматных бубликов на шее и молотком в руках.
– А он?.. Небось, пьёт?
– В том-то и дело, что нет… – как-то с сожалением вздыхает Грустная Стрекоза. – И даже не курит…
– Мда... Лучше бы пил… Ой, правду говорят: бойся непьющего – или больной, или сволочь… А детки-то… детки-то есть?
– Ваши билетики! – откуда ни возьмись вырастает до потолка рыжий усатый контролёр.
Девочкина мама долго роется в сумочке и наконец находит пропажу:
– Вот.
Контролёр берёт мамин билет и маленьким дырокольчиком с большим удовольствием делает в нём дыру.
– Девочка с Вами?
– Со мной…
– Сколько девочке?
– Пять… завтра будет… – густо краснея, тихо шелестит девочкина мама.
– С завтрашнего дня девочке положен детский билет! – контролёр строго поджимает губы и поднимает указательный палец вверх.
– Да-да… – растерянно кивает девочкина мама. – Я знаю…
У девочки слова застревают в горле. Она пытается что-то сказать и даже открывает рот, но мама делает ей страшные глаза, и девочкин рот закрывается как-то сам собой.
– Совесть – лучший контролёр! Ваш билетик! – обращается усатый дяденька к Грустной Стрекозе.
Она протягивает ему свой картонный билет. Контролёр радостно выгрызает в нём серединку и растворяется в глубине вагона…
– Дочка у меня… – продолжает Грустная Стрекоза.
– А сколько дочке?
– Как Вашей… пять…
Девочка опять по-рыбьи открывает рот, но мама незаметно прижимает палец к губам, и девочкин рот снова закрывается.
– Любишь его? – в мамином голосе слышно страдание.
Грустная Стрекоза пожимает плечами.
– А ты не слушай взрослые разговоры! – спохватывается девочкина мама. – Смотри в окно!
Девочка утыкается носом в окно: и ничего там нет, кроме дырявого неба, цедящего воду, танцующих под дождём мокрых деревьев и провисших до земли проводов… А как не слушать, когда слова сами заползают в уши, когда электричка вместо своего «ту-дух-ту-дух, ту-дух-ту-дух, ту-дух-ту-дух...» стройно выводит мамино «а-ты-а-он, а-ты-а-он, а-ты-а-он…»…
– Привычка, наверно… – вздыхает Грустная Стрекоза. – А как красиво ухаживал! Прямо посреди улицы так и плюхнулся на колено в лужу: «Выходи замуж – и всё!»… и колечко из пиджака достаёт… золотое…
– Ухаживают они краси-и-иво… – о чём-то о своём вздыхает девочкина мама. – А что свекровь?
– На стороне сына. А он от мамкиной юбки отлипнуть не может.
– А свёкор?
– Свёкор в семье как торшер в комнате: кто за верёвочку дёрнет, тому и светит…
– Без мужика в наше время тяжело… – вздыхает девочкина мама. – Кто тебя с дитём возьмёт, а?.. Что ты, особенная?.. Все так живут…
«Прилетит вдруг волшебник в голубом вертолёте и бесплатно покажет кино…» – от скуки мурлычет себе под нос девочка.
– Не прилетит… – качает головой девочкина мама. – Карлсоны только в книжках бывают…
И во внезапно наступившей тишине три пары чутких ушей, не сговариваясь, пытаются уловить далёкий рокот вертолёта или тоненькое весёлое жужжание моторчика, но вместо этого ясно различают монотонное «ту-дух-ту-дух, ту-дух-ту-дух, ту-дух-ту-дух...».
– Чемодан без ручки: нести тяжело, а бросить жалко… – с болью вырывается у девочкиной мамы. – Хоть бы глазком на него взглянуть...
– А встречать будет… Сумка тяжёлая. Самой не дотащить… – отзывается Грустная Стрекоза.
– Запомни, ты у себя одна...
Электричка медленно подплывает к пустому перрону. Девочка прилипает к окну и глазам своим не верит: солнце! Большое оранжевое и ленивое. Ещё сонное и помятое, со следами от подушки на щеках, растрёпанное и смешное, со сладким молочным запахом снов.
– Приехали. Выходим, – мама берёт девочку за руку.
Разноцветная людская толпа выливается на перрон и плывёт к тоннелю, ведущему в город. Девочкина мама и Грустная Стрекоза еле тащат сумку-корабль, а девочка, смешно морща нос и щурясь на солнце, вприпрыжку скачет рядом.
– Ой! – врезается девочка в мягкую стену и отскакивает от неё резиновым мячиком.
– Ай! – отзывается «стена».
Над девочкой возвышается дяденька: на носу – очки, в руках – развёрнутая газета.
– Нашёл время для газеты! Лучше помоги… – бросает недовольный взгляд на дяденьку Грустная Стрекоза.
Дяденька аккуратно складывает газету, кладёт в карман пиджака и берёт сумку:
– Ого как нагрузилась!
И все вместе плывут с толпой в сторону тоннеля. Девочка с любопытством разглядывает незнакомого дяденьку.
– А я всё про Вас знаю!
– Что «всё»? – улыбается дяденька.
– Всё!.. Что Вы в луже с кольцом сидели…
– В какой луже?
– Большой. Вот тако-о-ой! – девочка широко разводит руки в стороны.
– С каким кольцом?
– Золотым!
– Когда?..
– Когда-когда… Когда лужи бывают. В дождь!
Дяденька выразительно поглядывает в сторону Грустной Стрекозы.
– А что ты ещё знаешь? – обращается он к девочке.
– Что у Вас две левые руки! – выкладывает она очередной козырь.
– Не может быть! – дяденька ставит сумку на асфальт. – А ну давай проверим!
Он вытягивает обе руки и вертит ими перед девочкиным носом:
– Ну, что скажешь?..
Сказать нечего: руки как руки, обыкновенные. Одна – левая, другая – правая.
– А про руки ты откуда взяла? – допытывается дяденька.
– Ваша тётенька в электричке сказала, – смотрит девочка на Грустную Стрекозу.
Лицо Грустной Стрекозы белеет как тихий утренний бульвар в свежевыпавшем ночном снегу.
– А что ещё тётенька в электричке говорила?
Дяденька упирается взглядом в совсем побелевшую тётеньку, и дяденькин левый глаз заметно дёргается.
– Что Вы че-мо-дан!.. Чемодан без ручки!
И девочка, вполне довольная собой, скачет вокруг остолбеневшего дяденьки. И тут не выдерживает девочкина мама:
– Вы извините… Ребёнок всё-таки… Она у меня девочка с фантазией…
– И ничего не с фантазией! – застывает на одной ножке девочка. – Вы это сами говорили!..
– Ну что ты!.. Как можно такое говорить?! – делает страшные глаза девочкина мама.
– Говорили! Говорили!.. Я всё слышала… – хмурит брови девочка. – И мне никаких не пять! Мне уже целых шесть!.. Я большая… я тоже билет хочу!..
Предательские слёзы наворачиваются девочке на глаза, к горлу подступают рыдания, и, чтобы никто не видел этой сиюминутной слабости, она срывается и бежит вперёд, с силой врезаясь в толпу.
– Ну фантазёрка!.. – усмехается девочкина мама. – Это ж надо такое придумать… шесть лет!..