Глава 6.
«Штыком - коли, прикладом - бей!»
Из дневниковых записей деда
«Война для меня началась с перловой каши с мясом и бани.
Такого количества людей мне видеть ещё не доводилось. Тысячи людей в военной форме и гражданской одежде составляли единый живой организм. Живой, подчиняющийся командам тех, кто знал толк в военном деле.
Пополнение быстро распределили по подразделениям и отправили в длинный дощатый барак с надписью «Столовая». Повара накладывали алюминиевые миски перловой кашей. Да ещё и с мясом! Такого волчьего аппетита у меня не было с того момента, как я покинул Алтай. Каши в миске вполне бы хватило на двоих, но нас подбадривали повара: «Ешьте побольше! Сил набирайтесь! Ох, сколько вам их понадобится!»
Во дворе, на земляном плацу, нас ждали два десятка армейских цирюльников. Сел на табуретку, снял шапку и через три минуты весеннее солнышко уже отсвечивает на твоей лысине. Перешагиваешь через ворох чёрных, рыжих, русых, каштановых, шатеновых, седых волос и слышишь команду: «В баню! Бегом! Марш!»
Баня тоже – барак. Раздевалка, мойка, парилка. В раздевалке и мойке достаточно холодно. Зато в парилке – красота! Десять минут блаженства и снова команда: «Мыться и переодеваться!» Быстро намылившись, смываем с себя всю накопившуюся грязь чуть тёплой водой.
В раздевалке каптёрщики выдают форму. Окинет сержант взглядом, огласит размер и рост, и солдат, покопавшись в куче, бросает тебе комплект белья, галифе, гимнастёрку, портянки и ботинки с обмотками.
За дверями бани получаешь шапку-ушанку, каску, поясной ремень и фуфайку защитного цвета. В пяти метрах стоит стол, за которым писари, сверяя личные данные, отщёлкивают красноармейские книжки.
Получил книжку, встал в строй – солдат готов!
Вот так, за полдня, около тысячи рабочих, крестьян, студентов и интеллигентов стали бойцами РККА.
После общего построения нас распределили по стрелковым ротам, назначили нам командиров и началась учёба. Дни были похожи друг на друга. Строевая, тактика, матчасть, политзанятия, санитарная и физическая подготовка.
В шесть утра – подъём, в 23 – отбой. Сельские ребята переносили всё это достаточно легко, а городским было сложновато жить по такому распорядку.
Мы изучали разные виды стрелкового оружия. Всё началось с «трёхлинейки», с которой нам было приказано срастись, как с частью собственного тела. Познакомили нас и с автоматическим оружием – СВТ, ППС, ППШ, пулемёт Дегтярёва, пулемёт «Максим». По каждому из этих видов оружия нам предстояло сдать зачёт. Познакомили нас и с оружием противника. Даже пострелять разрешили.
Гранаты, мины, сигнальные ракеты, телефонная связь и другие способы передачи информации. Казалось, что порой от этого вспухнет голова. Но всё это нужно было изучить и ответить так, чтоб от зубов отскакивало.
Сколько километров окопов мы вырыли за это время, сколько блиндажей и ДЗОТов построили – не счесть. Недавно выданная форма, стала протираться на локтях и коленях. Спины гимнастёрок были заштопаны после неудачного знакомства с колючей проволокой. Про синяки и ссадины я вообще молчу.
«Штыком – коли! Прикладом – бей!» - изо дня в день. Казалось, что не винтовка, а сапёрная лопатка стала частью наших тел. Стрельбы, рукопашная, марш-броски, строевая с песнями.
«Из окопа – в атаку. Отставить! Из окопа – в атаку! Отставить! Ты уже убит!»
Когда уже будет всему этому конец?
Скорее бы на фронт!
22 апреля 1942 года мы принимали присягу. Приехали военачальники с генеральскими лампасами, духовой оркестр и художественная самодеятельность из самой Москвы.
«Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, вступая в ряды Рабоче-Крестьянской Армии, принимаю присягу и торжественно клянусь…» - тысяча голосов, словно слились в один голос, - «…Если же я по злому умыслу нарушу эту мою торжественную присягу, то пусть меня постигнет суровая кара советского закона, всеобщая ненависть и презрение трудящихся».
Мы верили, что после присяги нас сразу отправят на фронт, но учёба продолжалась.
9 мая я отметил своё «девятнадцатилетие». Никто и не догадывался, что на самом деле мне исполнилось только семнадцать.
Политрук иногда поглядывал на меня подозрительно и спрашивал: «Тебе точно 18? Больно мелковат ты, Кованов. И бреешься редко».
«Так точно, восемнадцать, товарищ политрук! Мамка с папкой голодали, поэтому я таким родился! Разрешите идти?» - бойко выкрикивал я и спешил уйти от лишних вопросов.
Из учебки я написал три письма маме и сестре. В ответ получил только одно, наполненное горечью и укорами за то, что ушёл не простившись. К письму мама приложила, написанную от руки, молитву. Перлюстраторы её почему-то не вынули из письма.
В начале июня 1942 года я встретился с войной лицом к лицу».
(19 апреля 2019 г. 12.15. СПб)
Глава 7. http://www.stihi.ru/2019/04/25/3360