Плачет и трясётся бирюза,
голову склонила между снами.
То, что сам под Солнцем не познал,
духи полуночные сказали.
Жить среди порубленных в дрова,
рядом с окровавленным болотом,
сосен, где ютятся острова
птичьих трелей, сотканных в полотна -
больно. Шепчет клёна мёртвый блеск.
Это ли обещанная радость?
В прахе ночи голос не воскрес...
Свежие костры дают усталость.
Там, где земляника не поёт,
там, где лебедь воду не разрежет -
страшный голод, чёрный небосвод,
и мертвец тебя за горло держит -
там мой светоч, полный новых сил,
нимф божественных оттуда зов манящий,
там сокрыто всё, о чём просил,
там я снова стану настоящим.
Белая смола заменит слёз
тихую отчаянную нежность.
Плачешь ты, пускай и не всерьёз,
зная, что проснёшься неизбежно,
лишь когда танцующий мертвец
галстук свой зелёный поправляет.
И тогда ты дышишь. Снова лес
стопы вечной влагой направляет.
Видишь ты тогда, как всё кругом
бич подземный мучит и тревожит,
а рука - твоя... Но это сон.
Память царь костей на соль разложит.
Снова ты забудешь. И уснёшь,
голову склонив в безумном плаче.
Солнце - к звёздам восходящий нож -
долгую тоску переиначит:
завтра, обещаю, в пять утра
ты проснёшься, сбросив цепи страха,
знать не зная, как с тобой вчера
мы средь сосен обменялись прахом.
Вновь взойдёт на небе бирюза,
жизнь и свет устало поцелует.
Я же - тем утешусь, что узнал,
как найти тебя во тьму ночную.
Буду, пряча в капюшон лицо,
век стоять, укутанный лесами,
чёрным и холодным мертвецом,
голову склоняя между снами.