Из тысячи иголок можно выковать топор. С помощью тысячи топоров можно построить храм.
Тибетская мудрость
Великий царь, да будет монастырь!
Строители Китая и Тибета
горбатятся, как данники. (Ты беден,
когда столпы религии - без крыши).
Сегодня, буду честен, мой настил -
сухие ветви. В обществе бескрылых,
я чувствую себя подбитой птицей.
Всё время нас пытаются настичь
болезни, неприятности. Как писарь,
я плохо представлял дела и быт
на стройке, что масштабна и кровава.
Коль верить слухам - многие ковали
зачатки веры в прошлом на нагорьях.
Но славя Будду - будешь им любим.
И, хоть удачи делятся на горе -
нет места горячительным настойкам.
Я свыкнусь, как мне кажется, с любым
досадным поражением на стройке.
Все планы, что задумали на днях,
на деле выполнять не так-то просто.
Работу кончим вовремя. Вопрос лишь -
в количестве погибших из-за спешки.
Природа поменяла свой наряд
пытаясь нас, в военном смысле, спешить,
но мы - куда сильнее. Строим в ливни.
И, коль прийдётся зодчему нырять -
пусть жилистая шея станет длинной
иль просто позаимствует у рыб
две жабры и чешуйки с плавниками.
Конечно, зодчий быстро привыкает
к лишениям во благой высшей цели.
Всё замедляют острые углы.
Китайцы так пронзительно шипели,
что переводчик, будучи пунцовым,
грозился бросить стройку, и уплыть;
мол, я, сожравший некогда пуд соли
на поприще учёного, терплю
пинки и оскорбления от черни.
Пускай войска прибудут, и очертят
все мыслимые области для бегства -
пытаются бежать, стремясь к теплу.
Внутри у многих - маленькая бездна,
что быстро разрастается, и ест их:
"Не хочешь больше зодчества, так - плюнь!
Зачем тебе сопливая известность!?"
Недавно я пред публикой казнил
(не так со зла, как в целях дисциплины)
сказавшего на краткое "сыпь глину!" -
"не слушаюсь писавших сотни кляуз".
Немногие средь этой вот возни
безмолвствуют и сдерживают клятву.
Я устаю выкрикивать "постойте!"
Мне кажется, за что здесь не возьмись -
всё всячески противится постройке.
Как утомляют стуки топоров
(особенно, в предутреннее время).
Который день то буйствует, то веет
промокший ветер - мученик Востока.
На вход в деревню выдуман пароль,
что ненадёжен. Господи, во сколько
нам выльется постройка стен и крыши.
Китайцев не осмелился пороть,
но как порою хочется их кышнуть.
Горжусь твоим доверием. Ценю,
что стал в одну минуту равен знати.
Тут пара сотен требует изгнать их
как "не желавших строить храм с китайцем".
Я говорю: "Поедете к царю.
Увидите царя - бегом кидайтесь
в златые ноги. Кайтесь и просите.
Китай велик. Поверьте, наш союз
не уступает - точно уж! - по силе
другим союзам, спящим на крови".
Неловко, царь, просить тебя о многом.
Но дело наше, будто бы - омограф
худого дела, связанного с кражей.
Удвой пайки - их нужно накормить!
Вдруг скажешь "нет!", я выдавлю "как скажешь!"
Мой долг - не разглагольствовать, а верить.
Так что есть время!? Время - наш кумир,
который здесь расхаживает зверем,
и временами горестно рычит:
"Пока что вы осилили две трети".
Большие силы! Хочется сберечь их
до самого последнего обрубка.
Я, государь, хоть вежлив и речист,
но был уже единожды обруган
за все дожди, за каждый холод утра.
Намедни ополчился низший чин.
(Не очень, оказалось, верит в Будду).
Одним лишь утешаюсь, это - гладь,
что свойственна глубоким водоёмам
в хорошую погоду... Отдаёт нам
немалые долги деревня рядом.
Там был, когда ворвались, страшный глад.
Теперь же, разродившись тощим гадом,
одна бабёнка блеет: "Будет главным.
И может он - последняя игла
для топора, что срубит ваши главы".