Коробка была мокрая, но вылезать не хотелось. В голове пролетали воспоминания и улетали в никуда… Садик! Детский садик! Софья Рудольфовна – её забыть невозможно, нянечка с волосами-проволокой, усами и запахом спирта. Постоянно что-то жуёт и курит во дворе. Она исчезла после того, когда мы в выпускной группе (перед школой) , увидели её спящей в нашем туалете вместе с дворником дядей Витей. Вот тогда вся группа увидела различия между дядьками и тетками.
Первое сентября! Это было круто! У меня был новенький костюмчик. Его сшила тетя Валя. Она приходила вечерами, очень сосредоточенно измеряла меня какой-то лентой, прикладывала ко мне отрезки ткани, потом что-то записывала в блокнотик, золотистого цвета с блестками. После замеров они с папой уходили на кухню, а мама меня обнимала и почему-то иногда плакала.
Спал я после визитов тетки Вальки всегда плохо. Она уходила, а папа всегда кричал на маму и бил её, а еще говорил, что она никудышняя, а вот у Вальки и сиськи, и жопа, и ворует, и самогон у неё – зашибись, и мужа работать не заставляет.
Первое сентября началось прекрасно! Костюмчик мне нравился. Цветочки пахли так, что хотелось завернуться в эти запахи и остаться там навсегда. Мама была очень красивой. Она редко одевала это платье с голубыми тюльпанами. Такой я её и запомнил…
Отца на линейке не было. Он был на заводе. А вечером устроил сцену ревности. Я уже спал и не сразу понял, что он снова пьяный. Всё случилось как-то быстро: и глухие удары, и потом милиция, и потом скорая помощь… Похороны помню смутно, но помню, что мама была очень холодная, а тетка Валя румяная и очень добрая.
Школа была кошмаром. Уроки делать никто не помогал. Сначала я старался, но в пятом классе понял, что как бы я не учился, я – бессмысленное существо. Отец пил, пил всегда. Когда был дома – бил, если я не успевал убежать. На выпускном я не был, потому, что уже тогда работал. Школу закончил – уже хорошо. Работал на заводе вместе с отцом, как и он – сварщиком. Выполнял и его, и свою работу. Учиться пришлось быстро, ведь отец деньгами не баловал, а одеваться и есть хотелось всегда...
Отца не стало внезапно: позвонили и сказали, что замёрз. Это было 31 декабря. Работать я остался, а вот отцовы «товарищи» по рюмке начали переключаться на меня. Тошно им было без Толяна. Женщин у меня не было. Были бабы и то все пьяные. Так – увидел, напоил и сам напился, потому понять – было что-то или нет, даже вспоминать не хотелось. А тут после смены снова бухач и, идя домой, решил прилечь на скамейке возле подъезда, дверь-то все равно открыть не смогу. Проснулся потому, что возле меня два добермана рычат, а на шее возле подбородка, рыжий, грязный комок дрожит. Не знаю как, но прогнал я собак, а Маську забрал домой. Молоко покупал утром и вечером. Узнал, что ветлечебниц в городе много, но не во всех животных лечат. Игрушки Маська находила сама. Особенно ей нравились носки и тапки. А вот когда я пил – не любила: шипела и убегала, появлялась только утром – на мне. Мурчит и заглядывает в глаза своими персиковыми глазками-бусинками.
Очередной бухач с Ивановичем, решили перенести ко мне домой. Вот Иванович и наступил тогда на Маську. Я протрезвел моментально. Она так мякнула, нет не мяУкнула, а именно мякнула… Коробка стояла на балконе, я в неё Маську и положил. Ивановича спустил по ступенькам. В ветлечебницу бежал, прихватив все имеющиеся деньги, а рыжий комочек в полотенце, в коробке. Очередь, люди, все, как в тумане. Врач, рентген, жива! Жива!!! Только пусть немного здесь полежит, сейчас отойдет немного, потом еще раз посмотрим и пойдёте домой…
Из клиники я возвращался и ревел как ребёнок, как первого сентября, когда не стало мамы…
Откуда взялась эта ворожка? Прилипла, как банный лист. То ей ручку позолоти, то – от меня воняет, то – за голову пора взяться… Ударил я ворожку. Задолбала! Ворожка упала, потом очень медленно поднялась на ноги. «Нужно извиниться»- промелькнуло в голове. «Поздно извиняться, милок. Да и не привык ты к этому. А вот наказать тебя надо. Ты станешь тем, кто тебя любит!»
Коробка была мокрая, но вылезать не хотелось. Шерсть длинная, черно-белая, свалявшаяся. Усы странно топорщились под носом. Над коробкой появились огненно-рыжие волосы и лицо подростка в веснушках: «Папа, я люблю тебя!». Глаза у Маськи так и остались персикового цвета, огромные, глубоко посаженные. «Ну не заметил он, что я от боли описалась, но он же меня любит! Тетя Лиза, верните всё обратно, пожалуйста!
- Мася, так быстро только на злобе проклясть можно, а ему теперь исправляться нужно, ведь его никто не любит уже много лет.»
Мася достала меня из коробки, прижала к себе, и мне стало так хорошо, тепло,.. на душе тепло… Я даже не знал, что на меня можно ТАК смотреть, полюбить меня с первого взгляда еще там – на скамейке, когда пряталась на мне. «Папа, ты такой красивый и пушистый! Тетя Лиза сказала, что тебя надо помыть, а с документами проклинания она все уладит.» От мысли о воде у меня шерсть встала дыбом. Но я был уверен, что теперь всё будет хорошо, и любить меня будут, и кормить, и жить я буду с самой красивой и самой доброй. А она у меня действительно – красавица, никому не дам её обижать! Может котом быть не так уже и плохо?
- Тетя Лиза, а точно получиться превратить его обратно в человека?
- Не знаю, Мася, не знаю,.. мне кажется, что он первый раз в жизни чувствует себя нужным. Поживем – увидим. Все зависит от него.»
Цыганка прищурилась, а я понял, что не Лиза она, а Лиса! Хвост лисий за спиной…
25.04.2019г.
Вот такое мне приснилось. Никогда не писала свои сны. Это первый раз. Пишите, пожалуйста, свои отзывы. Буду рада знать Ваше мнение.