Романовой Ольге Александровне, (13.08.1938 - 01.04.2019) посвящается.
Как странно, человека больше нет.
Гнилое мясо, больше - ни черта.
А в комнате горел, наверно, свет.
Перегорел. И – пройдена черта.
Я думала, когда-то все поймем,
Обнимемся, возможно, в первый раз.
И даже вместе, может, заревем.
(А это – ярче самых пылких фраз).
Я думала, что где-то в глубине
Есть нежность, недоступная пока.
И важно растревожить, что на дне.
А что там – кто же знал наверняка?
И вот, спустя семнадцать долгих лет,
Я в дом вхожу, где раньше не была.
Недоуменно щупая ответ:
Каким же человеком ты была?
Но – пусто, глухо, грязно и смердит
Из всех щелей, из нитей паутин.
Как это страшно – даже не болит,
Хоть дожила я тоже до седин.
Прости меня за то, что не люблю.
За то, что не любила никогда.
За то, что ни слезинки не пролью.
За то, что зря растрачены года.
(Фото 1984 года. Единственное совместное фото в моем сознательном возрасте. На фото ей столько же лет, сколько мне сейчас).