…Я с грохотом - как майская гроза -
в распахнутую жизнь твою вломилась.
Затем, чтоб неуклюже, где-то сбоку
торчать
и не решиться
и молчать,
к груди прижав ненужные стихи.
А ты рожден был пеплом и молвой,
морской свободой, Гамлетом и Блоком,
Чижом, гитарным риффом и Бон Джови.
Ты был придуман, несомненно, мной, -
хоть я была непушкинской Татьяной,
тебя желала полностью и страстно,
но писем отчего-то не писала,
верней, писала, только - не тебе.
Тебя желала
и от мыслей этих
так страшно и тревожно становилось,
что только и желалось, что желаний,
еще не зная, что, зачем и как.
Но знала точно, именем твоим
я назову всенепременно сына
когда бы ни
и от кого бы ни.
Короче говоря, отменной дурой
становишься, влюбившись в первый раз.
…
Пятнадцать лет спустя, опять же в мае,
случайно и нелепо повстречались.
Решила про себя - теперь, конечно,
мы посмеемся вместе хахаха
над робостью и страстью стихотворной,
над чуткой бестолковостью рассудка,
над страхом и уроком ожиданий,
какие были глупые мы… Но,
лаская взглядом море, что, старея,
сгустило синеву и легкость неба,
в глазах твоих улыбкой растворяясь,
копируя движения волны -
подумалось, что голос твой все тот же,
что дрожью отзываются коленки -
подумалось об имени, что рифмой
могло бы стать надежде
или сча
…
Домой вернувшись, написала песню.
Которую по трезвости рассудка
с утра благоразумно удалила,
для верности затем - и номер твой.
...
Не верьте непосредственности мая.
Не верьте отношениям, которым
случилось опрометчиво не сбыться,
на лирику надежды несмотря,
хоть все казалось правдой и навеки,
хоть ты бросался в крайности, как в море,
и, тщась манипулировать стихами,
пытался за двоих придумать жизнь.
...
Не знаю, помудреешь ли с годами,
но знаю, что за первою любовью
с сопутствующим ей идиотизмом
скрывается так много чистых линий,
скрывается
такой
обманный
май