Он широко открытыми глазами
глядит мне в душу – он живой, живой.
Порой грустит над чахлыми цветами,
порой играет шторкой голубой.
Впускает солнце, дышит на пылинки,
танцующие в воздухе, а то
снимает с люстры нити-паутинки
и гладит обветшавшее пальто.
Он шлепанцами шаркает по спальне,
читает, в плед укутавшись, журнал.
Он вовсе не виновен, что опальный,
он так от одиночества устал…
Ему бы слышать смех, возню на кухне,
вдыхать ржаного хлеба аромат,
в прихожей ставить в ряд ботинки, туфли…
Он делать это был бы только рад.
Он вовсе не виновен, что опальный,
что всеми, вероятно, позабыт.
Он шлёпанцами шаркает по спальне
и рамами оконными скрипит…