Я рад бы воду подавать,
когда от жизни сам устану,
в хрустальной вазе хоть в кровать
сирени с дальних полустанков;
той, что дрожала на ветру,
чьи лепестки сводило тиком,
когда в весеннюю пору
вокруг всё было странно дико:
дождь не на шутку свирепел,
тупя зонтов раскрытых спицы,
как будто заново хотел
узлы раз'ять на плащанице...
Не плачь... Я звал тебя сквозь сон,
и будто бы стонали рельсы,
несясь неслышно на перрон
из голубого поднебесья.
Кружили ангелы... Сирень,
божественно мироточива,
умело девичью мигрень
посылом лепестков лечила.
Но, видит Бог, не находил
тебя, ища глазами жадно:
всему и всем, кого любил,
был выбран только провожатым...