Север, Север, ромашки да клевер
на душистых лугах вдоль реки;
по волнам её синих артерий
облаков перьевых веер
гонит ветры, как жизни годки.
Сколько миль казанкой отмерил,
с пацанов — то сеть, то уда,
был рыбак и добытчик всегда,
запрещали, так браконьерил,
не избег ни тюрьмы, ни суда.
Уж который раз этот спиннинг
отправляет блесну в полёт,
если сёмга на нерест идёт;
не смотри, городской циник,
здесь твой суд и правда не в счёт.
Мы к тому приучены с детства —
лес, рыбалка, покос, огород;
уж такое досталось наследство,
находили и силы, и средства,
он живучий — кулацкий род.
Здесь вдали от столиц сытых —
или сосланы, или в бегах,
отходили от бед пережитых,
отмолили умерших, убитых,
подзабыли голод и страх.
«Летом — топай, зимой — лопай»,
на привоз надежды плохи;
батя наш, что прошёл Европу,
выжил в стужу в сырых окопах,
здесь учился топтать сапоги.
И ножом управлял ловко —
на медведя ходил не раз;
пригодилась тогда сноровка —
пацанов, на троих винтовка,
в рукопашном, от финок спас.
Две войны...отболели раны,
печи клал и обувь чинил,
о былом говорить не любил;
знаю, звали раз «в ветераны» -
отбивался, что было сил.
Когда бонзы в Москве играли
уже новой холодной войной,
был такой катерок «Рулевой» —
мы на нём из глуши выбирались
Белым морем в ваш мир большой...
А сейчас, вроде, есть дорога,
и всё та же вокруг красота,
по какому-то злому року,
все разъехались понемногу —
оттого в душе пустота...
На, отпей глоток, для сугреву,
да покрепче вёсла держи,
что замолк, сынок, не тужи;
ты просил рассказать про Север,
получилось - опять про жизнь.
Фото из интернета