Как рассеянный свет, растекавшийся понемногу,
осыпается в горсть песком при помощи линз,
фокусируя взгляд, читаешь свою эклогу
деревом, птицей, облаком, зацепившимся за карниз.
Удивляешься тяготенью к невидимой точке схода.
Флорентийским куполом уходя за линии миражей,
Окоём размыкается, звука белого схола.
Чужестранка смотрит на облако. Облако смотрит вниз.
Между нами – обвалы времени, шурфы окон,
шестикрылые бестии, пена лиц, виражей
фен пчелиный, безвременье продувающий флокен
колоколящих шёпотов, помрачительный визг
тормозного.
Дыхание помнит только дыхание,
что мне знаки земли про высоты! вернись
в неукрытое тайное! в эту ранную, ранее
рассечённую видимость! дальше – шаг на карниз –
раскрываюсь в тебя, силой мышц неподъёмное!
Хоть одной заусеницей заскреби на пике,
тяготенье ядра, сколько есть мегатонное –
заговорами надписей на чужом языке
вездесущей материи, сотрясаемой ласково
необъятностью частного, где дыханья сплелись
на частотах таких, что всё море саргассово
циферблатов и стрел – не длинней, чем дефис,
междометье сцепления старой кожи с мозолями
да брусчаткой покоцанной; взмах почти наугад –
через клинопись, пиксели – в синий воздух, на волю и
дальше – тир многоточия, тире звукоряд