Белле Ахмадулиной
Плоды неспешно зрели на окне.
Погожий день простаивал треногим.
Большая благодать или тревога
внушала, что всё важное - не вечно?
Каков простор! Пробившись наконец,
врывалась в дверь полуденной невестой
жара с её немыслимым напором.
Дымил прохожий стаями колец.
Песок, что походил тогда на порох,
был опалён: "У жизни нов зачин!
Заросшая травой-муравкой клумба
таит в себе останки бедных клубней
цветов, что перемёрзли в эту зиму!"
Вдали гудели дети-носачи.
Себя тогда' считаешь односильным -
и править это чувство не закончит! -
когда хватаешь трубку, но звучит
неровное дыханье незнакомца.
"Но, правда ль, незнакомца?"
"Нет, знаком...
Услышать всё знакомое за вдохом!"
Густые блики мучили задором
рассохшийся комод и пару чашек.
Закон искусства - горестный закон!
Тогда ты находилась под редчайшим
из видов опьянений - под поэзьим,
а вместо стенки - высился забор
в твоей, такой уютной, поднебесной.
Застой и прохождение сквозь тьму
пророчат пребывание во свете.
"Воззрите к уходящему, воззрите!
Пока не поздно - просто посмеяться!"
Был страшный зной. Пытаясь соскользнуть
благая мысль в тебе, как постоялец,
посеяла практическую мудрость:
хоть жизнь взахлёб рождает столько мук -
простая жизнь - одна сплошная мука.