На испаренье обречённый
гуляю я, страной рождённый,
внезапно развалившейся,
обогатившеюся тварью не стал я,
(и ты, мой друг), зато в сознании
и на двух, а не в гробу.
О, полумрак ещё так влажен,
я мою ноги, молча, в луже,
так хорошо бродить ночами,
забыв о бредящих стишками
пустых людишках ёма-ё.
Я так прекрасен, и отвесен
поток из окон брани льющейся,
а что такого - угол обоссал,
но ты же в дом меня к себе,
орущая, не пустишь, тварь.
Растений сплетенья растленные
меня не утащат с собой,
я тих, я печален и пением
пташек весьма возмущён.
Я уши прикрою бумажками
изжёванными - хорошо
сидеть в тишине и отважно
из банки литровой рассол
глотать. Со вчера перепивши я.
Гуляю, как афрокитаец,
вдыхаю афродизиак.
Читает Кафку, каждый палец
слюнявя и листая, как
мерзавец, каждую страницу
подлец-юнец. Простить его
хотел бы я, мелькают лицы
невежественных мимо дур.
И время невесомо длится.
Достали все, уйду,
но некуда