1.
Писал я стих... застрял на середине —
куда девался ангел вездесу-
щий мой?.. В терцине иже, как в трясине,
увяз в тайге фонемной, как Дерсу
Уза́ла я — о, помоги, Арсеньев,
ибо позора больше не снесу:
закончить стих я должен в воскресенье,
на крайний случай, в понедельник, но
тогда — прыжок в окно, и нет спасенья.
2.
Прививкою классической вакцины,
я свой не крест — Давида щит — несу,
предпочитая дольнику терцины.
А нынче лето... Отпуск на носу —
и снова с антресолей чемоданы
мне стаскивать... Но ломанного су
не стоит уж приязнь червонной дамы
(хотя какой там "уж" — скорей, питон),
ввиду тупой пилы кардиограммы.
3.
"Земную жизнь пройдя до середины",
я понял, что не понял ни хрена —
да и сегодня редких влас седины
не принесли ума — ни седина,
ни бес в ребро, ни те, четыре сбоку —
и ваших нет. Лишь вечная война
с императивом нравственным. И склоку
меж "когито" и странным "эрго сум"
на фоне сумм, от коих мало проку.
4.
Нас вновь одолевают сарацины —
гори огнём, постылый мой Левант:
под муэдзина вой пишу терцины
и шастаю за "шотами" в сервант...
Я заблудился в дебрях подсознанья,
разыскивая пятый свой квадрант,
иль пятый угол — радость узнаванья
беспомощности праздник не сулит —
но то скулит, чему и нет названья.
5.
Приветствую тебя, великий Данте,
творец терцин и "Ада" — Алигьери!
Поклонник с бородою команданте,
в сугубо левантийском интерьере,
обрёл я ад в реалиях земных...
И на своей поставив крест карьере,
я принял гнёт уже забот иных,
и выжимкой из плотских наслаждений
земная жизнь оборотилась в жмых.