В мире, где пахло донником, белой кашкой,
Где забивали, пива хлебнув, "козла",
Все пацаны дразнили толстиной Пашку,
Я пожалела, треснула их - базлал.
Стал он ходить за мной - тили-тили-тесто,
Блинчики бабки Дарьи таскал в кульке.
Рыжее детство - все в камышином треске,
В запахе трав - дремало в моей руке.
...к бабке Дарёне в гости. Блины и мячик,
Ласково треплет волосы Дарья мне.
"Баба Дарёна, вы из-под Минска, значит?
Баба, а правда, Пашка храпит во сне?
Баба, мово-то деда зовут Григорий.
Вашего звали как?"
"Ох, совсем дитё...
Звали его Адольфом - такое горе,
Встретились на пожаре - горел костёл.
Как я его любила! И он, коханый.
Ноги мне мыл, Брунгильдой какой-то звал.
Как расстреляли жинку-то партизана,
Шубку принёс в подарок - хоть щас на бал.
С дочкою Таней, мамочкой дурня Пашки,
Драпать пришлось - Советы вернулись...ох..."
Пахло блинами, донником, белой кашкой,
Где-то орали - "рыба!" - и цвёл горох.
Встала, и блин в тарелку пошёл обратно,
Вытерла губы и навсегда ушла.
Пашкин подарок с тумбочки прикроватной -
Куклу Нинель - спалила в костре дотла.
Долго потом дразнила я Пашку - трактор,
Так довела - как видел, под стол нырял...
Зря я, толстина Пашка, с тобой вот так-то.
С бабкой с твоей, с Дарёной...
Да нет, не зря.