Елизавета Анкудинова
Лауреат первой степени в номинации "Русское поле"
Еще издали Санька заметил стадо коров, закрученное дядей Гришей в плотное кольцо. Он уложил их в тенечек березового колка, а самого не видать.
– Надо найти его. И поговорить хоть. А то полдня ни с кем, словом не обмолвился. Так можно умом тронуться, – рассуждал про себя новый пастух второй бригады.
Сюда его назначили совсем недавно, вместо прежнего, который отпросился на неделю по семейным обстоятельствам. Санька молодой и озорной, пока ждет повестку из военкомата. Должен попасть в осенний призыв, и сейчас он соглашается на любую работу, куда бы ни направил управляющий. Вот и сегодня с шести утра не слезал с лошади. Тоже собрав в кучу стадо, закрепленное за ним, Санька махнул на своем вороном искать дядю Гришу. Тот лежал на полянке, надвинув на лоб фуражку.
– Здорово, дядя Гриша, – останавливая лошадь, пробасил Санька. – Разбудил, нет? – он ловко спрыгнул на землю и сладко потянулся.
– Здорово, коль не шутишь! – ответил дядя Гриша.
– О чем мечтаете, дядь Гриш? Может, покурим?
– Не советую курить.
– Конечно. Скажете, молодой еще, сопляк и прочее.
– Нет, так не скажу. За лес боюсь. Малейшая неосторожность с огнем, такой пал разнесется! Не остановить. А ты погляди, какие красавицы растут, – указал дядя Гриша на окружавшие их березы.
– Да, я так, побаловаться перед армией. Дядь Гриш, только не говорите мамке. Ладно? – смутился парнишка. Ему стало стыдно, и он сунул обратно в пачку папиросу, которую уже подносил ко рту. – Скучно вам целыми днями пастушить? Все один да один, – приставал неугомонный Санька.
– Мне не скучно с ними…
– С кем?
Озираясь по сторонам, Санька уже ненароком подумал: «С чертями, что ли общается?» Дядя Гриша резко перевернулся со спины на живот, облокотился, отщипнул травинку и медленно взял ее между зубами.
– Ложись рядом, смотри, - и кивком указал в сторону березовой рощи. – Видишь эту, которая выскочила вперед.
Санька, как по команде, бухнулся рядом с дядей Гришей и стал внимательно вглядываться в лес в надежде увидеть то ли дикую козу, то ли какую-то птицу.
– Где, где? Что-то никого не вижу, – затаив дыхание, шепотом сказал он.
– Да, вот же она! Смотри, как подбоченилась.… Подмигивает, будто соблазняет тебя.
Санька медленно повернул голову на собеседника и почувствовал, как у него даже волосы на голове дыбом встали, а внутри холодело.
– Определенно, свихнулся, с ведьмами разговаривает, – промелькнуло в голове, потому, как кроме них, здесь не было никого. А впереди, куда указывал дядя Гриша, тем более. Он не знал, что предпринять: то ли бежать, то ли дураком прикинуться.
– Эх, как бы меня не заманили в свои чары эти ведьмы, – запереживал Санька.
А дядя Гриша прищурив глаза, смотрел вдаль, и, улыбаясь, продолжил:
– Посмотри, какая красава.… А Санек? – Он наконец-то посмотрел на паренька. И увидев его испуганное, полное недоумения лицо, догадался, что тот ничего не понял. – Санька, я про березку толкую тебе.
– Ух, – тяжело выдохнул Санька. – А я думал, что вы, ей Богу, того: с чертями водитесь, – и он покрутил пальцем у виска.
Оба так хохотали, что даже лошади, смиренно щипавшие траву, дружно зафыркали.
– За столько лет, парень, я с ними так сдружился. Знаю каждую! Ведь они на глазах у меня выросли!
– Дядь, Гриш, вы говорите про них, как про людей.
– Они для меня и есть, как люди. А, может, и лучше их! Вот смотри, – дядя Гриша приклонил голову к соседу и как-то таинственно заговорил. – Они все разные. Видишь вот эту, первую?
– Да, вижу.
– А теперь внимательно смотри на нее. Она ведь отличается от той, которая поодаль. Чем?
– Она пышнее, стройнее, вся кругленькая.
– Вот, парень, я тоже вижу в ней молодушку. Да озорницу, какую! Прям кровь с молоком! Ну, а про ту, что скажешь?
– Эта старая, как бабка Лукерья Бобряиха.
– Нет, брат. Ты зря так. Бабка Лукерья вон там: справа, крайняя. Почти сухостой! И ветки все корявые, и листьев на ней чуть-чуть. И те больные. Лето в разгаре, а она почти голая. Санек, а посмотри на эту пару. У них любовь!
– Почему так думаете? Может, это мать с ребенком.
– Не-ет, – растягивая удовольствие, почти пропел дядя Гриша. – Мать с дитёнком подальше спрятались, вглубь. Это и правильно, она защищает кровинушку свою. Мать она и есть мать.… Посмотри внимательно. Сначала она растет одна, а потом ствол раздваивается, это означает, что она народила его. Она сама покрупнее, а дитя тоньше, но тянется в сторону. Бывает, и отломится под своей тяжестью. А она питает, растит, холит. … Так же как и у людей. Вот тебя мать тоже вырастила, воспитала, до армии довела. Дни и ночи за тебя переживает. А ты, небось, выпорхнешь, как птенец, из гнезда и про мать забудешь?
– Да что вы! Я мамку никогда не забуду. Она меня одна растит. Я ее очень люблю. Письма из армии буду писать. А как вернусь, выучусь на шофера, буду работать. Хватит ей, она и так натруженная.
– Это хорошо, это правильно, сынок.
– Дядя Гриша, расскажи про влюбленную пару, – неожиданно для себя попросил Санька.
– Эта парочка – давние друзья, еще маленькими заприметили друг друга. И с каждым годом все тянулись, тянулись. Вот теперь вместе. Да так прилепились, что уже их не оторвать никакой силой! Разве что под пилу пустить.
– Вы что, разве можно спилить любовь?
– А заметь, какие здоровые у них стволы, чистые, белоснежные. Обнимаются всеми веточками. Бывало, подойду к ним, встану и слушаю, как у них листочки то нежно шелестят, то загудят, если ветер налетает. А дождь пойдет, так они веселятся, радуются. А еще, Санек, я даже видел, как он защищает ее. И она ведь не отклоняется в сторону, а все к нему прижимается.
Санька заслушался рассказами старшего пастуха. Все это было для него открытием! Никогда не думал, не слышал, и даже в его голову никогда бы ни пришла мысль, что столько всего интересного можно увидеть в обыкновенном деревце. Разговор между ними непринужденно продолжался. Вдруг Санька восторженно выкрикнул:
– А мне бы вот эту, первую! Она, как вспышка света, как, как… – от волнения заикался паренек. В нем заиграла молодая кровь. – Она, как день, как тьма! Она вулкан…
– О,о,о… Погодь, остынь. Такую тебе не пожелаю. Выжмет, высушит, измотает. Сгоришь, парень, с такой! Вон там растут молодушки.… Выбирай, каждая прекрасна!
– Соплюхи они. Зеленые еще, – никак не хочет смириться Санька, взбудораженный от безудержных желаний. – Вы сами сравните. Они такие тонюсенькие, без ветра колышутся. И листва у них редкая. А эта! Прекрасная… Желанная!
– Когда вернешься из армии, не узнаешь нынешних соплюх. Будут среди них и вулкан, и огонь, и бурлящее море, и бескрайний океан. Но тебе нужно приглядеться к простой, обыкновенной девушке. Простая умеет любить поземному. И будет верной всю жизнь.
– Язви, вас побрал бы, – вдруг встрепенулся дядя Гриша. – Гляди-ка, стадо твое у пшеничного поля. А ну, давай, скорее, заворачивай! – встревожился он.
Отправив Саньку, он тоже стал собираться к своим коровушкам.
– Подниму и я своих. Погоню на Полетаевские выпаса и до вечерней дойки подержу. Травы там вдоволь, – запланировал свои дальнейшие действия дядя Гриша.
Собирая лениво разбредавшихся буренок, он все еще блаженствовал от недавнего разговора. Лошадь, уловив настроение хозяина, шла медленно, время от времени опуская голову, пощипывала траву.
Вдруг в памяти всплыла картина из детства. Припомнилось послевоенное время, когда он лет четырех-пяти вместе с матерью собирал хворост в этом лесу. Вдруг разгулялся такой силы ветер, что земля задрожала. Началась гроза. Сверкала молния. Раздавался такой треск, что, казалось, небо и земля раскалывались пополам. В этой же роще они тогда укрывались от ливня.
Спасением стала крона раскидистой, старой березы. Дрожащая от страха и холода мать неистово молилась. И даже сейчас он живо услышал ее голос. После каждого удара грозы она все сильнее прижималась к березке, крепко ухватив уткнувшегося в подол сына. Потом садилась на колени обнимала и целовала малыша.
– Не бойся, сынок, я с тобой, – шептала она.
Воспоминания назойливо шли из прошлого.
– Ну, Санька, разбередил мне душу. Ах, березоньки, мои родные. И невестушку себе нашел среди вас, – улыбнулся дядя Гриша.
Полина сызмальства нравилась ему. Она была намного младше, из-за этого он никак не мог найти подхода к ней. Но вот представился случай. Она собирала грибы в этом колке. А он пастуший, нужно сказать, с самого детства. Неожиданное появление Полины среди березок было, как сказка из детства. Не поверив своим глазам, он подумал, что ожила березка. Он не видел ничего прекраснее, ничего нежнее, ничего любимее.… Теперь уж не один десяток лет живут они вместе. И ни разу он не пожалел о том, что выбрал ее. Даже дышать полной грудью друг без друга не могут.
Вся жизнь дяди Гриши прошла рядом с этой рощицей. Когда-то недалеко от нее была деревня, в которой он родился и вырос. Но в годы укрупнения малых деревень и сел ее сочли неперспективной и разогнали. Да сколько их погибло в нашей огромной стране!
Здесь он, рожденный до войны, мальчуганом шнырял в лес по грибы и ягоды, собирал коренья и плоды с такими же, как и сам, полуголодными мальчишками. Недалеко от леса был родничок, ребятишки пили его чистую, холодную воду, радовались журчанию.
Он любил эту рощу с ее скромными цветочками, пением птиц. Она всегда разная. И всегда красивая! Все восхищало и удивляло его здесь. И утренняя свежесть леса от выпавшей росы, и цветастый осенний наряд с шелестом золотой листвы. Он всегда восторгался березовым нарядом из нежных листочков, прошитым серебряными нитями ветвей. А в кружеве пушистых, сверкающих снежинок березки и вовсе завораживали его.
Все знают, как дядя Гриша бережно следит за чистотой этого леса, вовремя убирает сухие и поломанные ветки и деревья.
Односельчане не смеют без его разрешения рубить березки.
– Мужики, что вам не хватает других лесов? Рубите на здоровье! А эта роща наша память. Она спасла нас в войну, – упрекал их дядя Гриша.
Сколько же любви, доброты и нежности, сокрытых от чужого глаза, таит душа простого человека.