Что Витька помнит о матери? Очень мало. Пожалуй, только последний день прощания более явственно запечатлелся в памяти и остался смутным воспоминанием о Саратове.
Мать лежит на кровати, её измождённое лицо сливается с наволочкой, только большие глаза, такие же достались и ему по-наследству, как-то лихорадочно блестят. Огромный живот горой возвышается под одеялом; И ему, маленькому, невдомёк, почему худенькая, субтильная мама, вдруг, как-то неестественно растолстела, в одно месте.
Отец обронит:"Это от лебеды".
Мать неотрывно смотрит на Витьку, её бледные губы произносят:"Увези его в Ташкент, и поскорее". Отец молча соглашается, обнимает её, целует худенькие руки.
Это их последний день в Саратове, а потом набитый людьми поезд. На остановках отец выбегает прикупить еды.
Группа беспризорников, под началом какого-то дядьки, тоже едет в Ташкент. Среди них девочка лет семи. Откуда она, как зовут? Ничего не помнит. Однажды, в Ташкенте, он встретитт её на Алайском (базар). Она стояла и лупилась на птиц. Петушок и курочка, привязанные за лапки друг к другу, привезены на продажу. Первые холода приморозили лужу. Петушок расклевал ледяную корку, курочка попила, затем - он. Кто-то дёрнул Витьку за рукав:"Смотри, смотри, он забоится о ней, значит любит". Это была та самая девчонка из поезда. Она тоже узнала его и радостно сообщила, что у неё, оказывается, есть имя и фамилия - Люська Приезжая. Больше они не виделись. Иногда он вспоминал эту смешливую девчушку и думал о том, как могла сложиться её жизнь.
Месяца через два они с отцом получат бабкино письмо из Саратова. Отец несколько раз будет перечитывать его, потом напьётся. Он так и не сказал Витьке, что мать умерла. Он сам это понял своим детским сердечком и по поведению отца. Отец стал злым, угрюмым и частенько пьяным.
А Витька? Сам по себе: с ребятишками на Анхоре(большой оросительный канал, диной в 23 километра). Детство во все времена находит повод для радости: то старенький бабай на базаре одарил его горсткой урюка, то сосед, бухарский еврей, студивший на крылечке латкис(драники), дал ему в ладошку пару. Лянга и ошечки(детские игры) также составляли часть Витькиной уличной жизни.
Время от времени отец приводит домой женщин, но они не уживаются с ним. Руки распускает. Особенно было жалко Витьке последнюю, светловолосую Валю. Тётю Валю.
У неё тоже был ребёнок, сын-подросток, Витькин тёзка.
Валя работала санитаркой в госпитале. Иногда Витька бегал к ней на работу. Несколько раз видел старого доктора, проверявшего работу санитарок. Делал он это так: вытаскивал из кармана белоснежный носовой платок и проводил им по крашеным госпитальным панелям или по створкам шкафов, смотрел на Валю поверх очков и чуть заметно улыбался. Витька считал себя причастным к этому действу и очень гордился Валей, а она смущалась и краснела.
В обед они с Валей шли в госпитальный двор, садились на скамейку. Валя делила лепёшку, Витьке побольше, совала ему в руку кусок навата(сахар в виде кристаллов желтого, коричневого цвета). По-очереди, из бутылки они запивали хлеб жиденьким чаем, Витька с наватом, заправленным за щёку, а Валя "с таком".
Валя жалела его, гладила по голове, по узенькой спинке, а Витька замирал, словно замерев, мог удлинить эти минуты детского счастья.
С её сыном они скорешились. Витька-старший не давал его в обиду пацанам, любому "хвост" надерёт. А ещё у них был секрет: Витька-старший тырил папиросы и махру(табак рассыпной) у Витькиного отца и научил его курить. Витька сразу почувствовал себя взрослым, даже сплёвывать научился, как новоявленный "братан". Правда, он так его не называл, говорил:"Брат", а старший называл его братишкой. В Узбекистане старшие дети всегда назывывают младших сестрёнками-братишками. Если ты скажешь так старшим, не поймут, посчитают ошибкой. Да Витька, по-любому,так не скажет. Что он, девчонка? Даже когда совхозный сторож, во время набега на сад, зарядит им солью по задницам, он только в первую минуту взвоет, а потом они понесутся сломя голову, и зависнут до вечера в арыке, отмачивая "достопримечательности".
Витька кривился, хватая ртом воздух, морщился и поглядывал на Витьку-старшего, а тот матерился, выкладывая весь известный ему словарный запас и грозился сторожу отомстить, обчистить часть яблонь дОчиста. "Срать-то он(сторож) когда-то ходит",-деловито рассуждал Витька-старший и смачно цикнул сквозь зубы.
Что Витьке было непонятно в системе воспитания его Витькой-старшим, так то, что он категорически не разрешал ему материться. Яблоки, урюк, виноград они воровали в совхозных садах, а вот у людей и на базаре - нельзя.
После очередного рукоприкладства отца ушли Валя с Витькой. Больше он их никогда не видел, уехали наверное. Первое время Витька сильно тосковал и ходил в больничный сквер на их скамейку, со временем смирился с утратой, и постепенно уходило ощущение семьи.
О войне Витька услышал из репродуктора. В городе это не чувствовалось, только отец стал приходить с работы поздно, когда Витька уже спал и уходил рано. Витька оставлял на столе ножи, скрестив их. Если отец захочет отрезать что-то, он, Витька, будет знать, что батя был дома, ножи будут лежать по-другому.
В июле отец ушёл на фронт, перепоручив Витьку дяде-военному. Вскоре и дядя уехал из дома. Витька остался с женой дядьки и их сыном Лёвкой. Если у Вали он чувствовал себя наравне с её сыном, то у тётки быстро осознал, что значит быть нахлебником. Злая мачеха из сказок материализовалась в его жизни в полной мере.
Голод донимал, и Витька, по совету пацанов, подался на завод. Несмотря на возраст и мелкий, не по возрасту, рост, был принят в токарный цех. И появилась у Витьки своя, рабочая пайка.
Мастер научил его точить детали, правда стоять у станка приходилось на деревянном ящике. Витьке нравилась стружка, образовывающаяся при обработке деталей, она завивалась и играла сине-жёлто-зелёными бликами. Витька собирал и складывал стружку в отдельный ящик, приезжал погрузчик и увозил её на переплавку.
Вот однажды ночью, в перерыв, Витька заснул в этой самой стружке. Разбудил его грозный окрик:" Где рабочий, почему станок стоит?!" Испуганного и пацарапанного Витьку мастер осторожно вынул и поставил на ящик-подставку. Мальчонка в майке и стареньких штанишках( а был конец сентября, ночью прохладно, климат-то резко-континентальный) хлопал глазами спросонья, не понимая, что происходит. Перед ним стоял офицер в красивой форме. Мастер молчал. "Пойдешь со мной!"- отрезал военный. И они шли, переходя из корпуса в корпус, потом тополиной аллеей, у конторы стоял автомобиль. Военный приказал шофёру:"Одень его!".
Вернулся Витька в цех в маленьких кирзачах, гимнастёрочке, галифе и шинельке. Где только на складе нашли такой размер? Витькин первоначальный страх обернулся большой радостью, счастьем. Он аккуратно сложил шинельку, положил её под ящик и доработал смену. Шинелька ещё три года служила Витьке верой-правдой, так как Витька рос медленно.
Война закончилась. Отец и дядька с войны не вернулись. Остались от отца лишь несколько фотографий и письма-треугольнички. Хранил их Витька, завернув в холстинку, под платяным шкафом просматривая свой "архив" еженедельно,так как мытьё полов и прочая убока в доме тётки были его обязанностью.
Отучившись в вечёрке, после семи классов, решил Витька податься в Саратов. В Саратове работал на заводе, учился в вечернем техникуме, жил в общежитии. В комнате было трое: он, мужчина сорока лет и Витькин ровесник Митяй. Жили, если не дружно, но спокойно. Единственное, что раздражало Витьку, это разгильдяйство Митяя : вещи - где попало, тарелка-кружка не мыты, не убраны. Приводил комнату впорядок Витька, причем автоматически, по ходу.
В выходные они с Митяем ходили купаться на Саратовку или порыбачить. Осень-зима-весна у Витьки были заняты учёбой, изредка, кино-танцы. Учёба давалась нелегко, работа. Уставал.
Однажды Витька решил сходить на танцы в соседний посёлок. Нашёл грязные, обмахрившиеся снизу, брюки Митяя, постирал, махры обрезал, подшил, отутюжил. Вернувшийся Митяй щёлкнул по лбу:"С обновкой!" "Это же твои!"-буркнул Витька. "Здорово!"- Митяй аж присвистнул от восхищения.
Проводив девочку после танцев, Витька возвращался в город. Дорога спускалась в лог, затем снова поднималась. Вот там, наверху, появилась группа собак. Собаки. Откуда? Волки! Витька рванул к телеграфному столбу, волки ускорили бег, приближаясь. Проваливаясь по колено в снег, Витька то ли бежал, то ли плыл в сугробе. На Витькино счастье ближайший столб оказался с пасынком. Какие ангелы берегли его? Знать бы! Он не помнит, как взобрался на столб, упёрся ногой в пасынок, снял солдатский ремень и пристегнул себя к столбу, поверх лёгкого пальтеца.
Волки подходили. Вначале кружили вокруг столба, после уселись и смотрели на Витьку. Ждали. Несколько раз Витька смотрел вниз, ужас заполнял каждую клетку его тела, время растягивалость, замедлялось; время от времени волки вставали и обходили столб, а Витьке казалось: они танцуют, кружатся в медленном танце, подпрыгивая и извиваясь.
Мороз крепчал, Витька уже не чувствовал ног, описался. Оживлённая днём дорога была пустынна. Он замерзал. Вместе с ним замерзал страх. Ещё раз взглянул на волков. Сидят. Витька закрыл глаза.
Ночью нашли его мужики, возвращавшиеся в деревню, изрядно припозднившись в городе. Увидев тёмное пятно на столбе(опять ангел пролетел, могли и не заметить), остановились, подошли поближе:"Е-моё, человек!"
Волки, как оказалось, ушли, а мужики, с трудом оторвав его от столба, закутали в овчиный тулуп и положили в сани. Уже в деревне парили его в бане, поили и растирали самогоном.
Клонило в сон. Снилась мама. Она шла по дороге, разделявшей поле. Солнце подсвечивало её сзади, и Витька не видел лица. Рапс отчаянно цвёл. Его жёлтый цвет, обрамлённый роскошным малахитом сосен-осин-берёз, становился ещё ярче. Над верхушками деревьев, с правой стороны, наливалось густой синевой небо. К грозе. Витька остановился. Мама гладила его по голове, без конца повторяя его имя на разные лады:"Витенька, Витюша, Витя".
Кто-то окликнул его сзади. Обернулся. Валя. Она держала в руках сачок:"Пойдём со мной, бабочек половишь, смотри сколько их, а красивые какие!"
Витька не решался, с мамой так хорошо и спокойно! Неожиданно мама сама подтолкнула его к Вале:"Иди, сынок, побегай". Витька открыл глаза, тормошила хозяйка:"Просыпайся, соня, вот молочка тёплого с мёдом попей, глядишь, полегчает. Бредил ты во сне".
С тех пор при малейшем морозце у Витьки белело лицо, руки, пальцы на ногах. По этой причине он и решил вернуться в Ташкент. Работал конструктором на заводе, женился, доченька родилась, с такими же голубыми глазами-блюдцами. Он ласково называл её варежкой, такой крохотной она появилась на свет.
Ещё он помогал своей старенькой тёте, жене дядьки. Руки-то у него "золотые", а тётка плакала и постоянно просила прощения за нанесённые обиды и сетовала на своего непутёвого сына Лёвку. "Да что Вы, в самом деле! Когда это было?"-был Витькин ответ, теперь уже не Витьки, Григорьича.
Всегда безупречно отглажены брюки, рубашка, до хруста. Аккуратист. В этом он весь.