Тресковая тревога Бродского. Ностальгия.
«…И сны те вещи
или зловещи -- смотря кто спит.
И дверью треска скрипит».
И. Бродский, Колыбельная Трескового Мыса.
Не надо о кочегарках,
о подъездах домов
послевоенного блокадного города
всё на блоке и дорого,
на волосок от Господа,
кто знал? не он один?
Не знать ничего досыта,
нигде никакого прОсвета
до краёв волшебных марин.
А из них Нева,
унёсшая декабристов,
а из них потопы и не спастись,
Всадник зелёный, его почистить,
а там он глядишь, золотистый,
от воды в двух шагах, близко, -
он то знал у моря
чего просить.
А где же воля, может, у рыб,
они до сих пор в воде,
в воде, всегда и везде.
А здесь средь ничтожеств и глыб,
можно, - не вашим, ни нашим, иметь лимб,
Тихо, - везде и нигде,
а то поднимут на дыбу
человека, ещё и глыбу….
А те вольны, они рыбы,
плывут в заливы и ривы,
крабы ползут на легке,
дно: борозда к борозде
в океанической
горькой среде,
в воде всегда и везде,
в синеву отдают, как сливы, -
сеть не кидай и живы.
А сети кидали, ловили
свободных непредсказуемых рыб.
Их, не желающих жариться,
солиться жабрами вывернутыми
наизнанку,
чтоб не сразу подохли,
заматывали в портянку.
Счастье на них не свалится.
На хорошую воду пялиться,
может, изредка и статься,
а так, - задыхаться,
солиться пластами
в банке,
слёзы пуская мамке.
И сейчас много
хороших рыбёшек,
но таких уже не едят,
не ловят и вообще, -
другое рыбное время.
Новые теоремы
придуманы для воды,
такие плескучие темы
нужно в клеммы,
в схемы.
Самим лезть в сети
И будет, как надо, - лады…
Вне и внутри системы,
не применять ни какой леммы.
Система определена,
во всё включена, -
и другие не сметь темы,
партия раздаёт грэмми.
Народ трудовой
не дремлет,
цели ясны архи ,
централизация хартии,
партитура партии,
коммунистической матрицы, -
на тунеядцев не тратиться.
Будь ты чудо или в бреду, -
тебе положено
по труду.
И так годы и годы, -
запретить ихтиандрам воздух,
таких тут и там ставить в позу,
не уважающим, - дозу
презрения и отторжения.
Волосы, - пеплом
и дело даже не в Булгакове,
который без тиражей был, - самым,
и не в Гумилёве с Мережковским, -
их тиражи парижские,
в отсутствии московских,
были ближе,
Но главное читались,
В запое все упивались,-
ни черта не понятно;
но надо достать,
читать и сказать,
в тихой группе,
"МиМ", - супер,
но самому не понятно.
Занятно.
Завет под множеством завес, -
с полок редко бывает снятым,
он зашифрован и труден,
но в меру,
чтобы понять, нужен ключ, - Вера..
2.
В глубь памяти вывернем время,
читаем дошедшие веды,
напАдало в Землю премий,
налили воды морской
и пресной,
подсолонИли небом,
грехом из далёкого Рая
и вот вам, - марины без края.
Прекрасные рыбы их занимают,
гады,спруты пляшут канкан,
тут от Отца и Левиафан.
И вдруг одна дерзкая стая,
то ли причина иная, -
рыбы в стае, не встретив беды, -
хватало им всякой отличной еды,
вылезли нА берег из воды,
на сушу, - зачем, не зная.
Присно и пресно, -
им что, там тесно?
И те повЫлезшие,
пообсОхли и обнаглели,
придумали дни и недели,
повязки на кожу надели,
крики из них полетели.
Над водой наличие шума,
орали и выли ещё,
и им разрешили думать
тем, что назвали /Умом.
По силе совсем не мОщным,
(тогда нЕмощным),
Сейчас эта тема
переросла в демо…
Время для плоти вместо воды,-
плоти в нём можно плыть и плыть,
в нём можно оставить следы, -
символы отражения,
иногда с искажением.
Мёртво и не изглАдить,
ничего не загладить,
всё остаётся, - не вырубить,
вся наша рыбость.
Вода, плоть и время,
и небо, и сонм
даров и бездарностей,
и ещё много всякой нетварности:
духов, душ, головной боли,
болтовни,трескотни в ролях,
органических колик,
страхов собственной смерти, -
Все это, как в конверте,
Вбито в эфир неизгладимо.
Эфир то, что есть и незримо,
эфир, как тогда и всегда,
он для всего, - вода,
он, куда мы ещё не добрались,
хотя ближе ближнего.
Там зазеркалье,
царство Алис,
там подспудное
и поднижнее.
Наверное там всякая суть, -
всё во всём,
бог и царь пророков, - Давид,
Пушкин и по нём
наша грусть.
Всё исподнее каждого, - тут,
все там будем и будет суд.
Ночью смыкаются наши глаза,
днём цапаем всё
и даже лишнего,
Кому то даже, очень везёт,
наверно, заслуги
Иисуса и Кришны.
А здесь в воде всё класс,
честно, - нет подлости и лжи,
честно, - одни пожирают других,
много родственников,
природа такая у них,
икринки у них, в них дети,
но самое страшное, - сети.
3.
Бродского выгнали
из страны
Рыбы плывут,
а над ними мы,
пока они есть, есть и мы.
Намываем тресковые мысы,
сочится тресковое в нас, -
это остаток свободы
изначального дикого рода,
изначального счастья,
остаток инстинкта, -
детонатора Сфинкса,
который проснётся
и всем займётся.
Имея синее равновесие,
С чешуйками облачения,
против течения,
через пороги,
у нас плавники, не ноги,
хвосты вместо платья, -
мы трепыхаемся,
вдыхаем и задыхаемся
мечем икру.
Придумали точку ру,
Друг другу, - пеленг,
горлопаним для денег,
и просто, - трещим перед
теми и тем. Ищем,
те, - упакованы, эти нищи,
матросами свищем, -
лазурный и эдемский берег,
остатком тресковой рыбицы, -
выброситься.
Бродского выгнали
из страны.
Дыханием сатаны
намЯли камерой сердце,
пускали в него килогерцы
что он, - простой тунеядец.
Конечно же, сядет,
суды, психолагам, -
в шестую палату,
по гэбэшному блату,
чтоб он прилип
в мокрой портянке,
без окон в делянке,
к батарее распаренной, жаркой
и она же ржавая, его заражала
навсегдагипертонИей,
прикрутить на сутки, иные, -
и мама ж моя, ты, мия…
И внушали ему, глыбе,
что он, вообщем - то, рыба,
а, он оставался глыбой.
Ему плескали на бис, -
он вне идеом и целей,
не занимался размывом мелей,
не увлекался планами ввысь.
Читались не линии строчки,
Ахматова а письмах, - не трожьте,
но творился тресковый мыс,
трибунный, пятилетковый, съездовый,
а Бродский тресковостью брезговал,
болел от тресковой дроби,
и страна желала, чтобы
он оказался во гробе.
Страна изгоняла «крыс», -
надежды тресковый мыс,
равноправных и правильных рыб,
как окрылённый Дельвиг,
стремил к высочайшей цели.
Элементам чуждых зрений
и всяких там западных мнений,
страна бы меж рёбер в отместочку, -
заточечку или стамесочку.
Идеома не знала красок, -
зелень границы и баста
диссидентов в уздечки, -
зелёные человечки.
Идеома селекции гробьей, -
в ноги себя дробью,
в Европью его, в Европью…
Как Кроткой, - надежда, Булонь,
там всяких не тронь,
а здесь, - поселение в робе,
пара шагов и в гробе…
Ну что Европушка, пробуй?
Попробовала и дала, - Нобель.
4.
Но что происходит, -
исчезает берег,
не у кромки воды, -
в массе своей исчезает,
сгорает и промокает.
А в наших пятках, -
души, стыды,
что берега не осталось.
Похолодели скалы,
пока крепки,
осталось много воды,
но и в ней наши следы, -
уже и в толще затоплен атом,
мы, конечно, об этом, -
матом.
А к нам на берег, киты,
с пластиком животы.
А к нам на берег, дельфины,
Мы, их хотели к минам,
приспособить нести порох.
Есть у нас блятский
в мозгах потрох.
Потрох от сатаны,
Истину? Хрен на-ны!
Свободным падением вниз,
Зае…….сь….
Киты, бросаются к нам,
дельфины глядя, на кран,
которым мы их цепляем,
восвояси выпрвождаем.
Без улыбок внемую,
к той изначальной воде, -
вживую.
Касатки, летят,
им не сладко, -
терпите сестры и братки.
А жили - то, вообщем, в беде,
в огромной, не свежей бадье.
Земные акулы,
сводили им скулы,
как идеомы плотские,
штопали скулы Бродскому,
и когда зашатались стулья,
когда зажужжали ульи, -
их пожалели касаток,
мозгом, хотя и датым,
с дядькой чужим, -
дипломатом.
Бродского выпустили
с нашей бадьи,
совковой байги,
идеомой взятой в тиски,
с дулами автоматов.
Европа нас, как приматов,
знает чуждым изгоем,
за то, что многие сотни лет,
то в Господа веруя,
то в билет, -
морды их,
строим и строим.
5.
Теперь всех пускают везде,
и не сильно гонят уже, -
треска, - идёт косяками,
одевает жилеты жёлтые,
портупеи на ней с кольтами.
Треска, всё поедает,
у неё сильные гены,
перед ней падают на колени,
она не боится тлена.
Её инстинкт сильнее ума,
она почти – что чума,
камбэком мстит за Бродского,
за Мережковского,
за Гумилёва, Романовых.
Тихона, на – на – на…
Но это только, так кажется…
Треска косяками из океана,
и через край,
отвоюет свой мыс,
создаст себе рай.
Все думают, - она мстит,
а она просто инстинкт.
Это её оружие, -
сегодня сильнее бомбы,
и не смотрите на цену в лавке,
когда их много, - они удавка.
Пережарить всю не получится,
у кого – то ещё инстинкт слУчится, -
завоюют нас эти твари,
и трескою мороженою по харе..
Неуправляемые инстинкты,
цепняком пошли в рост,
гаджеты на детей,
на девок и на парней, -
задавлен инстинкт
продолжения, -
вирус проник подавления.
С пополнением нашим, - тоска,
множится только треска,
множится серный бензин,
против озона прёт керосин,
под озоном мечется грин, -
духота, дым и дым.
А Бродский, видел кусочек мыска,
тарабанила в дверь треска.
Пугался, - она нагая,
гнал, - но за ней другая.
Дверь вышыбается башмаком,
нечисть прёт косяком.
Посмотрим в окно, -
не кадит ли оНо?
Сухая грозная кочерга,
орёт на каргу: "Карга,
жару дай, жару,
мору на них и мару»
Болоту орёт: «Водяной,
топи всё подряд водой,
лей на них выше и выше,
пока не утопишь их крыши».
Инстикт брексита для границ,
инстинкт гримасы для лиц, -
…бОрис, готов для броска,
вот, королева, тебе треска.
границы чуждаются брака,
рыбий инстинкт их хакнул.
Мы поздно взялись,
за ветер,
поздно, - за паруса.
Любовь педального колеса,
не побуждает пока инстинктом
затупить нефтяную бритву, -
бюджет зашепчет молитву.
За дверью тихонько шорох песка,
- Кто там, спрашиваю,
- Треска.