*
«можно ли в россии запретить любовь?», -
спрашивают меня так громко среди фонарных ив.
мы собирали её по зернышкам, осиротев,
мы выносили её в зрачках с заводов и шумных рынков.
и вот теперь выискивают, словно бы недоимки,
то, что никому не принадлежит.
мне бы как все в тонкий свет сбежать,
но только мне ничего не жаль:
ни тела своего, ни души своей.
когда нам были розданы синенькие буквари -
мы поняли так явственно:
умирать
не велено в этом царстве древнем.
страна моя вшивала мне в тело
кипящий ливень,
она вытёсывала меня терпеливой,
я плоть от плоти неприкаянности её
и вот я отвечаю, я говорю:
за праотцами нашими,
которые суть - июнь,
за матерями нашими,
истлевшими в тонких цветастых платьях,
приходят те, с кем никто не сладит.
на самом деле жизнь наша -
это звучание схим
о том, что мы клянёмся любовью быть, и никем.
любовью только и больше совсем никем.