Море приходило договариваться,
ставило ультиматум,
расщепляло на голые атомы,
отоваривало post factum
запахом мускусным,
многокаратной
дармовой солью на задубевшей коже,
морской травою, обветренной скулой.
Ну, подставь другую
и иди навстречу, оглохший,
в улей - галсами, с реверансами,
если больше не с чем,
человече,
к капризной своей Августе
петь новые стансы
горбатой, изменчивой.
Море, брат, оборотень наполовину:
попадаешь на горький язык ли, спину,
что грозит изменить тебе, сгинуть -
гнет свою линию, необъяснимое.
А когда наступает ночь, и никто не видит,
ловит китов на шаманские ленты планктона,
на пол-тона ниже квантовой музыки облаков,
на пол-трона выше державы материковой.
Истошными чайками вызывает души
утонувших
уснувших заживо моряков
и вселяет их в многоэтажные туши китовые.
Море держит тебя в рукаве.
Моря не видно в тебе снаружи.
Море снотворное лишает снов
о малодушной суше.
Слушай, меня, слушай..
море вскрывает то, что другие в тебе не нашли -
Атлантиду ли, Тиру, край одежды твоей земли
необитаемой
единственной стоящей сыра и боры тайны
вечера у самого борта заката.
Море, море... я снова persona non grata.