атлант

Оль Костюченко
С каждым днём я слабею.
Атланты рассыпались,
некому небо раскачивать на плечах.
Я умела совсем незаметное замечать,
теперь всё сложнее
вписывать в ветви нейронов любой нюанс.
Я – искажение света,
я – слово в значении вымершего предмета,
например, дирижабль и дилижанс,
или напевность.
Кому это нужно –
знание, чем отличается боль от боли,
резкость от резкости,
а голод, сгрызающий плотность костей и волю –
от голода по конкретному веществу?
Не сказать, что я действительно существую,
узнавая целебные яды и все их побочные действия,
что бета-блокада делает с головой,
а что с сердцем,
и как заглушить распирающий горло вой.
Но всё это – я,
обвиняемая во лжи и нехватке стойкости,
в том, что я не умею значение принижать.
Чем больше со мной происходит такой жестокости,
тем больше я и сама себе не нужна.
...

Осыпаются звёзды.
Я склеиваю атланта,
пока не поздно.
Я помню, как он устроен, по аналогии
с тем, что во мне расколото и залатано.
Не для того ли меня разорвали на части боги
и оставили так?