Качает волна в своих лапах младенцев,
Они тихо плачут. В волне нет ни сердца,
Ни капли любви, а — целое море.
Младенцы не спят и плачут над горем.
Несбивчивым хором монотонные звуки
Они повторяют. А мамины руки
Всё крепче к груди прижимают малюток,
Боятся моргнуть по несколько суток.
Всё плачут и плачут младенцы, и мамы,
Не зная их горя, сильней солят раны.
А волны качают в косматых лапищах
Детишек капризных и мам, их родивших.
Не тёмная сказка — то быль настоящая:
Сомкни уже глазки, чудо дрожащее!
Всё шире стремятся увидеть младенцы:
Им чуждо незнание, они иноверцы.
В зрачках их, как в озере, звёзды на дне
Сияют и тонут. И гаснут во сне.
Всё падают звёзды из-под ресничек,
Ведь сон для младенцев опаснее спичек.
И сколько бы море песен не пело,
И сколько бы рук не трясли колыбели,
Они трясут свод своим слабым телом,
Чтоб земные желания сбыться успели.
Но все же есть метод, чтоб сон не был в тягость:
Время на деньги, слёзки на сладость.
Время придёт, покажет и смоется,
Новых младенцев земля родит сторицей.
Новые люди загадают желания.
Сказка — не быль, книга — не знание.
Смоет волна следы бренной жизни.
Сон — это явь через мутную призму.
Явь — это сон, нелогичный и страшный.
И тем больше бессмысленный, чем солнце старше.
Мать-земля тем пушистее, чем небо дальше.
Чем больше печатей, тем тайна слаще.
И далее, далее в глубь по спирали,
До тёмного низа, до главной морали.
Младенцы не спят, мамы бдят, люди молятся.
То ли сказка, то ль быль; то ли сон, то ль бессонница.