Крановщик
Сергей Белов был крановщик плавучих кранов,
Обычный, в общем-то, мужик, без тараканов,
Без тараканов в голове и без зазнайства.
Он очень рано овдовел и вёл хозяйство.
Хозяйство вёл и дочь растил, а вечерами
Он, засыпая, уходил к жене и маме.
Туда, где счастью и мечтам предела нету,
И где доверено ветрам вращать планету,
И самовар шипит, как уж,- большой ведёрный,
И дед бросает в глотки луж полоски дёрна.
Где тихо с речкой говорят, склонившись, вётлы,
А время - горький шоколад в ладонях тёплых...
Сергей Белов был крановщик в порту на Волге,
Там, где стерлядка и лещи, и пиво с воблой...
Он в темноте домой спешил к любимой дочке,
И никому не говорил, что снится ночью.
Трава
Ночь говорила о зиме льдам у причала.
Редела лиственная медь... Трава молчала.
Сны отрывались от луны и плыли, плыли.
И караси, и плавуны дремали в иле.
Перетекал холодный мрак в густое утро.
И колотилось сердце в такт желаньям смутным.
Играли дети на траве в лапту и кукол.
Траве хоть кол на голове,- трава ни звука.
Слагало время cквозь года сезоны в вечность,
Ломало птичьи города и человечьи.
И обрывало жизни нить, сносило крыши...
Трава умела говорить, но я не слышал...
У лошади печальное лицо
А лето, как пришло, так и ушло,-
Никто и не заметил, как всегда.
И снова закружились над душой
Пугливые ночные холода.
И золото просыпалось на лес,
И сумрачно в озёрах голубых,
И бабушки несут наперевес
В корзинах перезрелые грибы.
Навстречу, то ли правда, то ли сон,
Возникли из туманной пустоты:
Карета исторических времён
И лошадь небывалой красоты.
У лошади печальное лицо,
Усталые бездонные глаза.
Над нимбом с бесполезным бубенцом
Летает золотая стрекоза.
Морское
Морской песок светлее дня,
Волна темнее мглы.
Вода прохладна и синя,
А берега теплы.
Ночь влажным воздухом полна
И шорохом осок.
Заходит ночь в лакуну сна,
Ложится на песок.
И до утра не гаснет свет
В избушке на горе.
Сутулясь, дед латает сеть -
Ловить дары морей.
Я сквозь дремоту чую, как
Навариста уха,
Как кот крадётся с чердака
На рыбьи потроха.
А в море острова плывут
Без мачт и парусов.
И в доме замирает звук,
Вливаясь в полусон.
И вплоть до утренней звезды,
Туманных облаков,
Мы улыбаемся в усы:
И дед, и я, и кот.
Пальто
В марте обесснеженном, грязном и сыром,
Шло по тёмной улице тёмное пальто.
Не янтарно-карее, как гаванский ром,
Не как синеводная ледяная Томь.
Не чернично-сочное, как под елью тень,
По весне упавшая в сизый сумрак дней.
Призрачное, тихое средь людей и стен,
Чёрное-пречёрное, темноты черней.
Бережно и ласково, нежно и тепло
Человека доброго в глубине несло.