I
Надкрыльями жука окостенев,
Темнеет горизонт. Зачес бурьяна
И борозды разрез, как вал Траяна.
Шпал штабеля в Евразии зерне
Плешивой южной отданы зиме,
Пунктиром муравьиным неслиянны.
На берегу купальня океана;
Металл ребрист. Колонны в глубине.
— Щиток. — Чек-пойнт. — Нормандия. — Эльзас.
— Отбудешь — уложи в дневник пароли.
Распепеляет трещины в глазах
Не сухостью — алканием вороны.
Табло огни. Под облаком планета.
Скрипит ночник, не помнящий рассвета.
II
Скрипит ночник, не помнящий рассвета.
В толпе от камня круг: бочаг, исток,
И пот, и крики в скверике, и то,
В чем, спящий, ты единственно несведущ —
Тугое время маслом через ветошь.
Тоннели гулких станций… пролито.
Но пыль с лица, деленную на сто,
Мечи на стол, кривясь на ретушь:
Это ж
Прах балерины сеется в пролет,
Где оскорбленной белке внемлет кот,
Как Пушкин внемлет арфе Филарета.
Где хлевом с солью веет от болот.
Где кобурой, где ртутной пулей ждет
Щелчок планшета, молния ристретто.
III
Щелчок планшета — молния ристретто.
Крои, безумный пахарь, землю Нод.
Оглоданных на каждый ветер нот
Шарманка врет. Плечо бежит совета,
Как камня следом. Брошена Винета —
Сто лет — одна минута — в бездну вод.
Я ни один не выведу народ,
Но дам им повод. Тяжесть лазарета,
И в вакууме сводит Казимир,
Как в Магдебурге — ну-ка, разними
Шестнадцатью гнедыми обе части!
И солнца лист в оконной целине
Лежит, собрав все визы и печати,
Но с миром не сойдясь еще в цене.
IV
Но, с миром не сойдясь, еще в цене
Над небом острова. В бетонной прели
Неломок штрих секвойной нонпарели,
И сваи выразительней камней.
В них солнцепек удержится прочней,
Чем сверхтекучий человечий гелий.
Пусть капилляр шоссе ползет, и стелет
Уклон пеньку до Горна и Оркней,
Но здесь — просвет. Кружит и не притянет
Дверную пену август лопастями.
Свет не зажгут. На кухне все темней.
Мы до утра наследники омерты.
Как семена — разъезды, чай, конверты.
Есть город там, где строят из теней.
V
Есть город — там, где строят из теней,
ступенями уступ переплетая.
На остановке пусто. На металле
неясны годы — сорок, сто? Плетней,
как поручней; аллеи не прямей,
и хризантемы склеены зонтами.
Трамвай сквозь горы; до горизонтали
клонятся мачты, брошены на мель.
[1] Клин от ладьи, которой шел Эней,
Лоза полей на зеркале Италий!
[2] В ряд капюшоны ангелов. Важней
из книги всей для нас глава шестая.
[3] (Название — упрямая примета,
и loma даже в ясный день prieta.)
VI
И loma, даже в ясный день prieta,
И синева, и в ясный день тесна,
Свились тесьмой нам; падала тесьма.
Мы взяли след — и в солнечном альбедо
Нам оставалось не сойти со следа.
Мы время вместе видели до дна,
И днем, когда объявлена война,
Мы дорожили более победы.
Как звать теперь, что не могу увлечь я?
Кедр и олива: локти и предплечья.
Волокна глаз. Феномен вещества.
Так на алеф не делят, как на два.
Песок, как снег. И в титрах песня спета,
И сталь морей дрожит на звон брегета.
VII
И сталь морей дрожит. На звон брегета
Плывет толпа: таверна, ворвань, верфь,
И вор, и вонь. Проезжим тешат нерв
Два торжества — карета и ракета,
Но голоса взамен надрез фальцета,
Как цербер, перв. Сюда не ходят с черв!
Суда срастила вервь. От пирса вверх
Несет мешок с подарком Риголетто.
Шершавый свет с поверхности припоя,
Как лезвие, проводит по спине.
Ни мести нет, ни старой песни нет.
Все леденца кружение слепое.
В смоле стихают чудеса прибоя,
И кленами вступает континент.
VIII
И кленами вступает континент —
Рой шорохов в кубы стекла и лени.
Фар плеть. Волнами в лампе бьется племя.
Шланг чешуи на камне — грифам снедь.
Нас то одно, что брошено страннеть,
Зовет без тесноты и оскорбленья.
Как зрелость тайн выхватывает зренье
Усталость, отступление и смерть.
Копи пустоты, трещины, лазейки.
Дождись — подарят станцию подземки.
К обеду нож и хлеб. Окатан стих,
И в сотый раз не встрянешь: "Что вы врете?" —
На дне костра, в бетонном переплете
Мы плоть от плоти. Ног не отрясти.
IX
Мы плоть от плоти; ног не отрясти.
В нас тоже постоянна перемена.
Что стоит здесь склонения колена?
Та истина, безумная почти,
Что мы взошли со стронцием в кости:
Лиенц, Рованиеми, Альталена —
Кому из нас изломанное время
Не билось ночью в ребра — отомсти?
Запомни путь слетевшего листа:
Мы победили, и земля пуста.
Смотри, как в штиль, одна другой нелепей,
Всплывают щепки всех десятилетий.
Ждут от реки — предпишет? Запретит?
Что ж, напиши мне имя — "Аристид".
X
Что ж, напиши мне имя, Аристид.
Когда глаза полны — куда прилечь им?
Обочина, откос, случайность речи;
И мне, в лице Гальвани улестив,
Идти с толпой, где кладка шелестит,
И белизна рождается из трещин.
Всей тайнописи двое — pan y leche,
Но где свеча депешу поднести?
Я исступлю еще не из земли,
Но, забываясь, глиною из печи.
И "s" уже не те, и "t" далече —
Фрегат, ковчег, проектор, цеппелин…
За этим ли прикован астроном
Так над туманом цепью островной?
XI
Так над туманом цепью островной
вес тянет колея без фонарей, и
на серых комьях яблонь акварели
до колонком румянца. Предо мной
тень на асфальте делится на ноль,
по матовой эмали — блеск форели,
лишь трехвалентно буквы постарели
(а облака заезжие виной).
Залив — припоминание тепла
(вот подошла бы павлова корзина!);
маневра, бейдевинда, серпантина
последний дух кривая повела,
и над обрывом черная пила
встает — осциллограмма, terra prima.
XII
Встает: "Осциллограмма, terra prima,
Во всех вещах выкалывая "лже-" —
Но, у рассвета стоя восвеже,
Ни молодым, ни правым не отрину
Осколок не алмаза — слабой глины,
Который все же ранил неба жесть:
Две сопки на лапландском рубеже,
Плен лампы в чаще. "Эрика". "Карина"."
Туман у горла. Зной. Песка налет.
Пожар пустыни — тмина и кумина.
На площадях, где вечер настает,
Колоколов и копий Саламина
Не молкнет бронза; и необратима
Печать того, что раз скользнуло мимо.
XIII
Печать того, что раз скользнуло мимо,
Щеки не красит сонного серпа.
Вторые части фраз. Дверные па.
Кран — спать утра. Картина не ахти, но
Постель, библиотека и кантина,
Не город — пост от почты до сельпа.
Их унесет не лодка, не тропа,
Не пряжа — проба.
Колокол. Прошли мы
Три четверти пути, и за спиной
От полуволн останутся лишь пики.
Мне не вобрать ни слепки, ни улики.
Я сохраню не облики, но блики:
На перевале ветка земляники
На первый взгляд со стороны одной.
XIV
На первый взгляд, со стороны одной
Я ждал тебя. Вода проходит мимо,
И мне ни дом твой кистью голубиной,
Ни сонный ужас поймы заливной,
Ни колыбель над сбывшейся страной
Не предварить: иное дважды ино!
Но оборвать пожалованье: "…INO"
Не с самодельной жизни, с покупной
Сойди, как в колос, в космос — в косный угол,
Где тлеет до полудня напролет
Солодки сока черный уголек,
Как золото очистил костный уголь,
Где хор отстал.
…но тянет своды неф,
Надкрыльями жука окостенев.
XV
Надкрыльями жука окостенев,
Скрипит ночник, не помнящий рассвета.
Щелчок планшета, молния ристретто —
Но, с миром не сойдясь еще в цене,
Есть город там, где строят из теней,
И loma даже в ясный день prieta,
И сталь морей дрожит на звон брегета,
И кленами вступает континент.
Мы плоть от плоти, ног не отрясти;
Что ж, напиши мне имя — "Аристид".
Так над туманом цепью островной
Встает осциллограмма — terra prima,
Печать того, что раз скользнуло мимо,
На первый взгляд, со стороны одной.