То мягкой поступью крадущейся пантеры,
То с дробным стуком - колокольцев перезвон, -
На каменной площадке баядерой
Явилась Лакшми, пахта - теней сонм.
Ей лотос был не днищем - одеяньем:
Там, в храме, развевались лепестки
И опадали Богу воздаяньем,
Атласно-белой мантией от Шри.
Нагая Лакшми, гибкая, как лебедь,
Богиня счастья, неги, красоты,
В безмолвном танце, потешая челядь,
Вымаливала каплю доброты.
Сплетались руки длинными стеблями
И спотыкалась пятка о носок,
Глаза озерами сверкали со слезами,
А локон целовал её висок.
Но тут же вихрем расплетались руки,
Как будто их не две, не дважды две, а шесть,
В озерах бархатных сменяла буря муки,
А цапля замещала лебедь-лесть.
Волчком вокруг себя она крутилась,
Что не понять, где руки, грудь, спина.
Но вдруг в мгновение одно, остановилась.
Скрыл волос, что она обнажена.
А мерный пяток стук под музыку браслетов
И колокольцев на ногах, кистях,
Привел в религиозный раж аскетов,
Да у жрецов пополз по коже страх.
Не баядера - Лакшми перед ними,
Богиня, повелительница душ.
Никто не вспомнил о ступнях и глине,
О том, что тело знало голод, холод, сушь.
Восторженно взывал народ под сводом,
Моля благословить Богиню кров.
А Лакшми, целомудренным обводом,
Руками вкруг себя сплела покров.