Однова
Сломалась жизнь — я смастерю другую,
отпилим хлам, а нужное прибьём!
Ту, что сейчас — и злейшему врагу я...
Мы однова вдвоём с тобой живём!
Ах жили, жили… Однова теперь я,
я однова, любимого вдова.
Летят души растрёпанные перья,
и в перлы не слагаются слова.
Как хочется единственного чуда,
тепла плеча родного до утра...
Пошли мне снова весточку оттуда,
пусти меня погреться во вчера.
Коплю в душе все памятки и метки.
О кто-нибудь, прошу, умилосердь...
И бьют в окно поломанные ветки,
крест-накрест перечёркивая смерть.
***
Раз словечко, два словечко…
Только нету человечка.
И словечка не с кем молвить.
Он ушёл… совсем ушёл ведь.
Я сижу в своей пещере,
подхожу к скрипящей двери,
на твою подушку лягу,
исчеркаю всю бумагу…
Нет тебя, ушёл как дымка,
нелюдимка, невидимка,
догорел, как эта свечка...
Прошепчи хоть пол-словечка.
Я стихи тебе малюю,
чтоб услышал, как люблю я.
Обними во сне за плечи,
чтоб немного стало легче.
Подхожу всё время к двери...
Нет тебя, а я не верю.
***
Кладбище Новое Городское.
Участок сорок один.
Там хоронят бомжей, изгоев,
тех, кто остался один.
Тех, кого некому было оплакать,
некому хоронить.
В общую яму, в сырую слякоть
их опускают гнить.
Я не видала страшнее груза -
как в свежевырытый ров
их грузовик привёз полный кузов -
грубо сколоченных роб.
Вонь выбивалась сквозь швы и щели…
Всем был один надел -
в этой клоаке, в одной пещере,
в общей могиле тел.
Мёртвые, к счастью, не имут срама
жизни, прожитой зря.
Им не учуять этого смрада,
всё им до фонаря.
Тянутся в поле ряды-обезлички,
только вороны кричат.
И из земли лишь одни таблички,
словно ладони, торчат.
***
Смерть кровавым зрачком
смотрит со светофора.
Опрокинет ничком
или даст ещё фору?
Переждать не хочу
желтоглазую морось,
я на красный лечу -
ничего, что мы порознь.
Твои знаки ловлю -
ты ведь знал, что поймаю.
Я всё так же люблю,
в тёплых снах обнимаю.
Жизнь как чьё-то авто
пусть проносится мимо.
Настоящее то,
что бесцельно и мнимо.
Из улыбок и слёз
нашу повесть сплетаю.
В титрах огненных звёзд
твоё имя читаю.
***
Если чувствуешь себя как на голгофе,
без подмоги, без защиты, без брони,
выпей кофе, для начала выпей кофе
и подружке закадычной позвони.
И не надо там - «шампанского бутылку»,
перечитывать пройдоху «Фигаро»,
и не надо — на рожон или в бутылку,
это всё и бесполезно, и старо.
А открой свою любимейшую книжку
иль тетрадку, где писала для души,
обними хромого плюшевого мишку
или кошку там за ушком почеши.
Нам на самом деле нужно так немножко
в этом мире, где Господь — не Айболит.
Друг-подружка, кофе, книжка, мишка, кошка,
и — отхлынет, отскребётся, отболит…
***
Оставьте меня, злоба дня, потрясения, войны,
пожары, сенсации, прения и поединки.
Оставьте мне то, отчего так тепло и покойно -
души моей сон и его дорогие картинки.
Останьтесь со мной только самые близкие люди,
и те, что вблизи, и вдали — ведь границы так зыбки.
А вы, остальные, воюйте, воруйте и плюйте,
моё дорогое покоится в сердце как в зыбке...
Не страшен мне больше террариум шушер и бестий,
меня не достигнут его ядовитые стрелы.
Оставьте меня — я на самом волнующем месте,
я фильм своей жизни пока ещё не досмотрела…
***
Это облако в профиль над головой…
Ты скажи по секрету, никто не слышит,
ты ведь там живой, всё равно живой?
То не ветер траву над тобой колышет?
Как легко тебе там надо всем парить…
Но тебя я узнала, признайся, - ты же?!
Даже можешь ни слова не говорить,
я тебя и так напрямую слышу.
То последнее слово, что не сказал,
что застывшие губы твои сокрыли,
я теперь читаю по небесам,
по твоим надо мной распростёртым крыльям.
***
Если я не там сейчас и не с теми -
это только временный сбой в системе,
и не важно, что происходит вне,
если ты — во мне, в глубине, во сне.
Ты везде, где тепло, трепетанье, щебет,
лишь к тебе — моё бормотанье, лепет.
Над твоей могилой снега, дожди, -
это я тебе азбукой морзе: жди!
Но однажды что-то вокруг очнётся,
что-то сдвинется и навсегда начнётся.
Круг замкнётся, сольётся в мы ты и я.
И вернётся всё на круги своя.
А пока я держусь за свою увечность
и слагаю задумчиво слово «Вечность»
из застрявших в бритве твоих волосков,
носовых платков, шерстяных носков.
***
А я тебя не отпущу!
Обманом закрою все дверцы.
Не возвращу — возращу
тюльпаном из луковки сердца,
что днём согреваю теплом,
в ночи поливаю слезами...
Я верю — придёшь напролом -
лесами или небесами.
Затем и слова-падежи,
и шёпот в родную подушку...
Только ты покрепче держи!
Не отпускай мою душу.
***
...И небрежно, как манто,
скину жизнь на руки Богу.
Всё, спасибо и за то.
Дальше я на босу ногу.
Не имела я авто,
не бывала за кордоном,
а зато, зато, зато
выпал путь родимым домом.
Было так — как никому.
Вспоминаю - и не верю...
Низко кланяюсь Тому,
кто стоит уже у двери.
***
Меня никто не сможет убедить,
что разделила нас с тобой могила.
И чтобы в реку дважды не входить,
я из неё ещё не выходила.
Куда несёт меня моя река,
любовь моя, отрада и отрава,
где мы с тобой сцепились на века,
река Забвенья, Плача, Переправы…
Держусь за память, словно за буёк,
на Переправе не сменю коня я.
Тут всё уже последнее, моё,
я ни на что его не променяю.
Здесь будет всё, как было при тебе -
твои кассеты, книги и пластинки.
И за улыбку в будущей судьбе
я ни единой не отдам грустинки.
Я удержу всё, что смогла сберечь,
и сохраню твой образ на века я.
Моя река, моя родная речь,
что о тебе течёт, не умолкая…