Хожу поминать часто. Сижу у могил долго.
Как не было б там мокро, и не было б мне зябко.
Но лишь у одной плачу и сердце стучит колко.
Но лишь на одной – в голос... –
где папа лежит, папка!
Что с юности слыл гордым. Что тряпками звал вещи.
Что в минус любой стужи едва поднимал ворот.
Сильнее, чем он – щёки, побрившись, меня хлещет
Ветрами пурги Север, где строил он наш город.
Прости, не курю, папка. Могу помянуть водкой;
Как ты, подвязав уши ушанки своей пышной...
И пусть МЧС гонит, пугая штормов сводкой,
Сиянье сочит небо, позёмка шуршит слышно.
В угоров кольце мог бы пьянить нас с тобой воздух.
У печки сейчас жил бы, смолил "Беломор" утром.
Собаке трепал уши, колодезну пил воду.
Но вышло – уйдя рано, межзвездно молчишь мудро.
У дочи твоей дерзкой опять против зла схватка.
За правду и честь – насмерть. Гордился бы мной, знаю.
И верит она детски – Наталка твоя, Натка, –
Прости атеизм, Боже! – отмолит тебя в мае.
Кому же ещё в Рай-то, когда не таким честным?
Когда не таким смелым с прищуром твоим умным?
Мне так без тебя пусто, так в теле моём тесно!
Лечусь от тоски грешной лишь светом твоим лунным.