Через сито сеет время
Человечью шелуху,
Выбывают поколенья
Перетёртые в труху.
Век двадцатый перемолот
Двадцать первый не созрел,
Развенчали серп и молот
Породили беспредел.
Отголоски девяностых
Время пациков крутых,
Затихают на погосте
У гробничек деловых.
Лезут новые побеги,
Сквозь раскатанный гудрон,
Не занюханный Онегин,
И не бедный Родион.
Современные идальго
Недозрелых Дульсиней,
Букв не ведают заглавных
Для грамматики своей.
Их откормленные попы
Не вмещаются в седло,
Сумасбродный шарм Европы,
Их владеет головой.
Полу-зомби, полу-люди,
Полу среднего на вид,
Хлеще нас убогих чудят
Тут и к бабке не ходи.
Уши греет гарнитура,
Пальцы тычутся в экран,
Мир глухих, слепых культура
И повадки обезьян.
Полуспущенные джинсы,
К низу свисшая мотня,
Новоявленные принцы,
Ковыляют на сходняк.
И такие же по сути,
И по форме срань и рвань,
Обнажают, то ли груди,
То ли прыщики мадам.
Разукрашенные Барби
С вентиляцией везде,
Но на ощупь точно бабы,
Всё на месте, как у всех.
Эстафета двух столетий,
В точку А из точки Б,
Верховенству междометий
Рубанёт зелёный свет.
Это "типа" или "как бы"
Говорит языковед,
Лексикон болотной жабы,
Части есть, а речи нет.
Хорошо, что умер Пушкин,
Достоевский и Толстой,
Им таких жаргонов ушлых,
Не осилить головой.
Хотя, ежели без трёпа,
Правду, то есть говоря,
Виновата не Европа,
Виноваты ты и я.
Коли яблонька худая,
То и яблоко гниёт,
А из дряхлого сарая,
Что на свет произойдет?
И мне кажется порою,
Что мы так же, как они
Сплошь пропитаны мурою,
Грязь нас тянет, как магнит.
Ну не будем грустных песен,
На ночь глядя напевать,
Мир, он тем и интересен,
Что его нам не понять.
Так, что плюйте с колоколен
На цензуру и дресс-код,
Всякий жить, как хочет волен,
Коли хочет-пусть живёт.