Кто не любит, тот не познал Бога,
потому что Бог есть любовь.
[1 Ин. 4: 7-8]
Ох ты ж, бог! Триединый ты мой собеседник!
Раздевайся. Чувствуй, как дома. Поговорим ни о чём.
Пересядем-ка на кровать. Пересели.
Ну, начнём.
Угощайся вином, расслабляйся. Сидишь, как прибитый.
Я, малыш, не кусаюсь. Да и при раскладе любом
в этом городе внутренних войск, фарисеев и быдла
Только в этой пещере художника сегодня сияет любовь.
Беспорядки на улицах. Ладно бы в городе. В мире.
Как с ума посходили. Не бойся. Давай полежим.
Я не в курсе. Кого-то там третьего дня хоронили.
Только он испарился. И теперь обвиняют режим.
И пока провокаторы лезут обламывать сучья,
а вторые грозятся осины повыдергать на корню,
пей, мой ангел, и говори о насущном.
Раскрывай бога душу, не нужную никому.
Я открою свою: мне бы каплю отеческой ласки.
Плотских связей хватает: в любой подворотне минет.
Денег нет, как обычно. Займёшь мне по-братски
до второго пришествия хотя бы тридцать монет.
Что, мой бог, неуютно вот так обнажённым,
С кровоточащей щелью свистящей на левом боку.
Это ж, боже, не шастать к нетроганным жёнам
С голубиною наглостью форточника,
семя разбрасывать на бегу.
Дай тебя поцелую, подставь мне небритую щёку.
Я вложу свою руку в твою. Добавим друг другу грехи.
Пусть шпионы и стража прильнули подсматривать в щёлку.
Ты останешься здесь пока трижды не пропоют петухи.
Всё. Свободен. Давай, возносись восвояси.
Мне без бога привычней с моей саможалостью. Мне.
Ничего не останется. Разве вот этот неясный
влажный твой отпечаток на простыне.