В моих лёгких опять оседает пыль дальних дорог.
Я старался привыкнуть, по-моему, так и не смог
Средь упадка, обвалов и пустошей медленно жить,
Средь людей, что живя без души, не умеют любить.
Запустенье кругом, и сквозь мир прорастает трава,
И в траве той гниют наши здания, наши права.
Что ни край - револьверной чумы разудалый шабаш.
Жребий брошен, но будучи брошен, он всё-таки наш:
Обитать в разрушеньи, в бессмыслице существовать.
Стаи чёрных торнадо в степях продолжают стонать.
Горы пластика грязного, мусор и ржавая сталь...
Разложения хаос, крушащий бетон и эмаль.
На лице прописался иронии гнусный оскал -
То одна из последних улыбок, что мир увидал
По пути в никуда. А дорога...Идти мне по ней
Среди тлена, трухи и песка иссякающих дней.
Солнце светит не так, как должно, небо ввысь не зовёт,
И по руслам минувшего время-вода не течёт.
Этот мир был бы горд, если б было гордиться кому,
Но избрал он дорогу в проклятую, гиблую тьму.
Но дорога осталась - протоптанный кем-то ручей,
По нему я ступаю в прохладе безлюдных ночей.
И трещит радиация счётчиком - песня цикад,
Что звучит, когда бесится ветром подхваченный ад.
Убиваешь - убей. Люди вовсе не люди давно;
Одичали их нравы, и нынче им кровь как вино,
Их разорвана общность, нет слова превыше их душ,
А их души низки и развратны, черны, словно тушь.
Я иду в никуда, ибо мира я малая часть
(Средь изгоев незрим, никому на меня не напасть),
Чтоб узреть то "ничто", куда мир сей направиться смог.
В моих лёгких опять оседает пыль дальних дорог.