***
Гуляла осень с мыслью обо всём –
от первой рыбы до зимы последней.
Плыл город золотистым карасём,
слетались души-бабочки к обедне.
И был он – звук – от сохнущей листвы,
как будто знал он меру увядания.
И берег был, и юные волхвы
лепили пасочки без ожидания.
Густела кровь у липкой мошкары,
тик-так – земная музыка по строчкам,
и нищий говорил: будьте добры,
подайте вашим сыновьям и дочкам.
***
Рыба-молот не ждёт чудес –
нестерпимо жить, говорит.
Рыба-чёрт на старых качелях
имитирует голоса.
Парк осенний теряет вес,
потрясается – хамовит
ветер пришлый, зовёт метели,
оставляет им адреса.
Голубиная книга дня…
Снова выпало дно глубинное,
листьев рыжая чешуя
наползает лавиною.
Но мурлыкает рыба-кот:
ходит матiнка днём небесным,
млеком поит миры и тестом
конопатит восход.
***
Слова с утра ложатся в строчки.
Сентябрь, ночью шторм на море.
Его свободный пенный росчерк
на время утишает хвори,
на время окрыляет.
Вечность
близка к нулю, но глубже смерти –
посмертный вдох, почти что речь, но
похожа на письмо в конверте –
слова вдыхаешь – букв не имут,
пока не видишь – плеск фантазий…
Над морем город мой раскинут
для вечных игр европ и азий.