Женщина плясала босиком,
Под чужую музыку плясала,
Что по нервам била молотком
На перроне Курского вокзала.
Кто-то говорил, что здесь, в Москве,
Пьяная, оглохшая от водки,
С дочкой маленькой брела в тоске,
Проклиная бабий век короткий.
Девочка держалась за подол
И, давно привыкшая, молчала,
Зная, что для мамы алкоголь -
Средство, чтобы все начать сначала.
Там, в воспоминаньях, ей тепло,
Там остались молодость и силы,
Выпьет стопку - на душе светло,
А для трезвой жизнь невыносима.
Сели на перроне на скамье,
Кто-то дочку поманил улыбкой...
Мать дремала. Видела во сне,
Как бредет одна в пустыне зыбкой:
Ноги погружаются в песок,
И не видно впереди спасенья...
Дочки уходящей голосок
Пробудил ее в одно мгновенье.
Где она? Вокруг спешит народ.
Голосок затих. Вскочила: "Катя!"
Равнодушная толпа плывет -
Восклицанья, слезы и объятья...
Голос на перроне возвещал
О приходе нового состава.
...Полицейский яростно кричал:
"Ты, мамаша, дочку потеряла!
Мы сейчас составим протокол!
Документы! Ты ж пьяна, подруга!"
Тут его позвали. Он ушел,
А она, пронзенная испугом,
Замерла: в кармане у нее
Был пакетик - сумрачное зелье,
Нет, не на продажу, а свое
Средство от проклятого похмелья.
Как найдут, так сразу "загремит"
И вовеки не увидит дочку.
Началось. Уже опять "штормит",
Ей сейчас хотя бы полглоточка...
Вышла из участка и пошла
В никуда. А что же будет с Катей?
Память-то еще не подвела -
В босоножках, ярко-синем платье...
Все. Закончилось, как в страшном сне -
В той пустыне, зноем раскаленной:
Засосало женщину в песке
И в пучине муторной зеленой...
Из груди - протяжный волчий вой,
Безысходность сердце разрывает,
Что-то происходит с головой -
Ничего не помнит и не знает.
Странная улыбка расползлась,
По лицу, загадочная, бродит,
Музыка до слуха донеслась -
И пустилась в пляс при всем народе.
...И смотрела на нее толпа,
Изумленно головой качала,
А она смеялась и плясала,
От безумия и слез слепа.
Музыка покоя не дает,
Все звучит навязчиво и громко,
А ее полуоткрытый рот
Шепчет имя милое ребенка.