Стоял у края рощи я, в вечерний час зимой,
Когда остаток света дня мутИт мороз слезой.
Темнели кроны в небесах, как струны рваных лир.
Уж были люди все в домах и тьма сковала мир.
Непогребённый век темнел поверхностью земной,
И завывая ветер пел псалом за упокой.
Был слышен древний пульс во мгле истока бытия
И всё живое на Земле застыло, как и я.
И вдруг я слышу чью-то трель в ветвях над головой,
Не видный глазу менестрель мне дарит голос свой?!
То старый и тщедушный дрозд затеял песнь свою,
Решивши дух излить в мороз у мрака на краю.
Я не способен был понять – что стоило вокруг,
Тогда так страстно воспевать, с чего бы это вдруг?
Но всё ж подумал: «Может он, то знает для себя,
Во что никто не посвящён и что не знаю я».
17.09.2019
The Darkling Thrush,
Thomas Hardy (1840-1928)
31st December 1900
I leant upon a coppice gate
When Frost was spectre-grey,
And Winter’s dregs made desolate
The weakening eye of day.
The tangled bine-stems scored the sky
Like strings of broken lyres,
And all mankind that haunted nigh
Had sought their household fires.
The land’s sharp features seemed to be
The Century’s corpse outleant,
His crypt the cloudy canopy,
The wind his death-lament.
The ancient pulse of germ and birth
Was shrunken hard and dry,
And every spirit upon earth
Seemed fervourless as I.
At once a voice arose among
The bleak twigs overhead
In a full-hearted evensong
Of joy illimited;
An aged thrush, frail, gaunt, and small,
In blast-beruffled plume,
Had chosen thus to fling his soul
Upon the growing gloom.
So little cause for carolings
Of such ecstatic sound
Was written on terrestrial things
Afar or nigh around,
That I could think there trembled through
His happy good-night air
Some blessed Hope, whereof he knew
And I was unaware.