Наступит только, а уже знаком -
железным солнцем тумбочки, желтеющей драценой,
свечой с янтарным запахом, послушным сквозняком
и телом собственным, лишь полудрагоценным.
Случается, и вечер - как допрос,
и мозг загугленный бежит от разговора
в пространственную связь, которой вслед спалось,
даже когда не к месту, будто воры.
Но в этот раз печаль была при чём.
Бетоном тишины укатывались формы.
Локтями стала грудь, лицо - плечом,
а воспаленный дух себе же показался бутафорным.