С утратой иллюзии всё изменилось...
На полках не мы слоем пыли покрылись —
всего лишь портреты, стеклянные лица.
И рядом желания нет становиться.
Стоит теперь в ванной не сладость парфюма,
а просто флаконы красивой фактуры.
Цветы с подоконников тихо исчезли.
Рояль опустел — в нём ни звука, лишь трески —
глухие и злые — из мёрзнущих клавиш.
Окно нараспашку — ты не закрываешь.
Сквозняк раскидал партитуры и ноты.
Я помню — сентябрь, и ветер холодный
сорвал с головы твоей чёрную шляпу,
и ты так ругалась, а я повторял: "Ну
бывает, прости ветру вольную слабость".
Потом поднял шляпу, а ты улыбалась.
Мне в ящик почтовый кидают конверты.
Они все тебе, словно я давно в смерти.
Я их не читаю — чужого не надо,
и больше такого здесь нет адресата.
Но помню — читала в очёчках нелепых
все письма и вдвое сгибалась от смеха,
с особым лицом повторяла, как шалость,
всё то, что забавным тебе показалось.
А мне не смешно — убежденья ни к чёрту.
Внутри меня ярость рекою течёт, и
нечестная спесь про утрату иллюзий
меня возвращает к растраченной музе.
И я не могу быть спокойным и важным.
В ночи остываю и хочется страшно
содрать с себя кожу и вырвать все жилы,
в которых жив голос, правдивый и лживый,
стереть себе память, порезать все смыслы...
Но я живой только в тюрьме своих мыслей.
Быть может, придёт ещё вызволить кто-то,
но мне не нужна никакая свобода.
Вероника М.
(27.09.19)