I. Большая тайна ведьмы из Прованса

Сергей Разенков
       (фрагмент из 1-го тома романа "Миледи и все, все, все")
      
Мы верим только в силы хромосом?
От мистики ум прочь несётся птичкой:
враньё и суеверия, мол, всё!
С лихвой нас суевериями пичкать –
равно как подменить кормА овсом.
Но страху не сгореть легко, как спичка...

...Где магия, там чьи-то имена.
Со скуки строить чары несподручно.
Шарм магии на все есть времена,
но вот патенты… выданы поштучно…
            .              .             .
...Закупоренным колбам для отрав –
в чулане вволю места. Стены круче:
по ним сплошь связки высушенных трав
и мумии змей, жаб, мышей летучих...
 
...Черна, как туча, ведьма не мила
самой себе, но ей с собой нескучно:
«...Добавь чертополоха семена.
Дерьмо, как за оградой поле, тучно…
...Вот срезанная нынче среди дня
истлевшая, где труп висел, петля»…
Всё выдаст из себя до капли тучка.
Энергию излить – и все дела…
Легли на лик морщины, как липучка,
прибавилась в волосьях седина.

У ведьмы от волнений – потрясучка,
а внучка всё ещё не рождена:
«Самой себе давать ли нахлобучку?
Растила дочь невежду-белоручку –
в помощницы мне  внучка  суждена.

Меж дочерью и мною – уж стена
неведомой ей тайны. Яйца в кучку
и впрямь класть ни к чему – ничья вина…
От схваток превращается дочь в злючку.

Должна рожать до петухов она,
иль получу от Князя Тьмы я вздрючку.
Лишь до рассвета я помочь вольна»…
Истёрла ведьма змей сушёных в мучку
и в зелье подсыпала, в ночь варя…
Дочь ведьме родила здоровой внучку –
малютку словно   дьявол   изваял!

Младенцу бабка глянула на ручку:
«Гадать – не срок, предугадать – успей!
Прекрасна внучка! Лик не в тягость ей.
Пожалуй, назову её Эстер»…

…За окнами река и берег с ивой,
старинной – ствол навеки в землю врос.
В дупле сам чёрт брал мзду за перевоз –
чёрт, узнанный лишь   ведьмой   небрехливой…

Красавица Эстер (в  кого  – вопрос)
спокойной родилась и некрикливой.
Её уж представляла бабка с гривой
распущенных сверкающих волос.

Любуясь внучкой, ведьма тайной главной
сочла шифр родословный: «По глазам,
по всем чертам лица и там, и сям,
отец ни ангел, ни земляк плюгавый.

Людишки намекнут, грозя огнём,
папаша, мол, никто, как сам Лукавый.
С рогами и башка, мол, кочаном…
Мне б, ради внучки, парочку регалий…
Займусь подбором слуг, но  кучер в нём
стать должен верным псом без нареканий»…
Хозяйка изогнулась вдруг червём.
Вонзившийся в мозг голос был на грани
свербящей боли, вызвавшей чиханье.
«Эстер грозит опасность.  Спрячь   её!
Я чую     инквизиции     дыханье»…
             *          *          *
Судьба гоняла беженцев, как скот.
Былая гордость таяла, как совесть
гонителя, когда он – живоглот.
Супруг побил     отчаянья     рекорд.
Измученной жене обрыдла строгость
походной их судьбы, ведь в чреве – плод.
Конфликты с гугенотами за год
в    войну    переросли, плодя жестокость.
Католиков семью  в один заход
враг выгнал из поместья. Срок   истёк:   гость
из чрева стал на свет проситься так,
как будто он безродный был простак…
               .          .          .
…Когда жена от боли вдруг завоет,
муж стиснет зубы: не ему трудней.
Им выпал час пути   предгрозовой    от
исхода из чащобы  до людей…
Дождь с ветром был порывист, словно зверь.
Заполучив струю дождя за ворот,
муж тоже барабанить взялся в дверь.

Дом первый был попавшийся. В ночь, в холод
начавшиеся роды у жены
давали исключительнейший повод
вдвойне нарушить кодекс тишины:
– Я – шевалье, но сил мы лишены.

Мы – беженцы. Бежать есть повод с юга.
– Входите поскорей. Ну и ветрюга!
Как знала, вскипятила чан воды.
Вам очень повезло: я – повитуха
и всякие видала животы.
– На случай я с собою прихватил
    серебряных монет.      
                – Звон не без стука?
    Вы вовремя. А роды в ночь – мой стиль…
                .          .          .
– …Несу вам запеленатое чадо
   на прокормленье к мамочке в постель.
   Опять насторожились, как ежата?
   Вас со здоровой дочкой! Новостей
   пока иных вам незачем и  ждать-то.
   Вы имя подобрали ей?               
                – Эстер.
Невольно ведьма вздрогнула и даже
вгляделась недоверчиво в гостей.
Два   дня   в ней подозрительность на страже,
как внучка родилась – всех девок краше.

В глазах у ведьмы – блеск, в душе – сплошь мрак.
Из замыслов извлечь бы плод последствий!
«Простое совпаденье или знак?
С кем внучке безопасней будет в детстве? –
задача и для  ведьмы  впрямь трудна. –
Своя Эстер прекрасна, как луна. 

Чужачка  тоже  с виду миловидна,
а мать её незлобна и умна.
Отец, само собой, не сатана,
однако ж не чурбан и не повидло»…

Кто с этих пор  она – ткач? дровосек? –
коль будущее – мир хитросплетений»?..
…Под утро дом уснул – сморило всех.
Лишь ведьме не до сна. Неслышней тени

она прокралась с внучкой на руках,
чтоб ею подменить дитя Прованса:
«Не дай, Князь, что почуять гостю в снах!
Проснётся невзначай –   убью   засранца»!
Сомненье не давало разобраться
ей с собственной душой. Не к месту шаг
был лишний сделан дальше, мимо люльки.
Упала тень на стену, как рогульки.
Впрямь образ   чёрта  – в кошкиных ушах…

Для ведьмы шаг тяжёлый, но насущный.
На миг лишь стать уместно малодушной.
Чтоб выжил на ином этапе род,
быть нужно, пусть её ломало, ушлой
и будущее строить наперёд…

Ей не до фамильярных отношений.
Оценят суть не только ловкачи.
Кощунственную акцию в ночи
никто пресечь не смог. Всё в этой сцене
так гладко б не прошло, не промолчи
малютки сразу обе при подмене…
За домом в иве ухали сычи…
               .          .          .
…Растроганный заботой провансалец,
в улыбках с благодарностями скалясь,
хозяйке за супругу и за дочь
готов был петь осанну день и ночь.

Неловко  ведьме при таком трезвоне
(сама в долгу пред ними априори).
Мерси двойное выслушать ханже
пришлось от постояльцев  поневоле.
– Припрячьте деньги. Вас теперь не двое, –
ответила она. – Ваш путь блажен.

Заменят деньги слуг вам и пажей.
– Мы многим вам обязаны. Надеюсь
    полезным стать хоть в  чём-то  госпоже.
– Вы оба и родившийся младенец
    пришлись мне очень даже по душе, –
хозяйка улыбнулась до ушей. –

   Я не из жадин и не из лентяек.
   Услуги? С вами всю мою возню
   сочтите добротою без утаек.
   Езжайте, с вас я денег не возьму.
   Мой ослик – вам обещанный подарок.
   Поберегите  дочку и жену…
            .          .          .
…Сопя, едва не сталкиваясь лбами,
друг к другу прижимаясь белым днём,
ловцы с сетями и кузнец с цепями –
все в страхе ждали ведьму за углом…

Никто бы не рискнул соваться в дом,
пока она была хозяйкой в нём…
…Есть! Мимо не ушла от них транзитом
чертовка на метле под облака.
Скрутили и намяли вмиг бока.
Прибывший по доносу инквизитор

храбрее всех орудовал крестом,
читал молитвы вслух, хоть и с трудом,
покуда ведьме связывали руки.
Грозили враз церковным ей судом
за порчу и за все другие трюки.

Дочь с внучкой брать не стали на поруки,
а взяли вслед за ведьмой и – в подвал.
Отмазаться ль от ведьминой им славы?!
Никто не увернулся от облавы.
Никто из них надежд не подавал
уйти от неминуемой расправы.
Моральные, физические травмы –
рутина дознавателей. Приказ.

У ведьмы первой пыткой выжгли глаз.
А дочке, не давая ей лекарств
от нервного расстройства, день, ночь, сутки
показывали труп её малютки,

что голодом была умерщвлена,
пока вменялась женщине вина.
С ума сошла бедняжка пусть не сразу,
но мэтры пыток были под шофэ
и дали финиш внятному рассказу…
…И вот настал день аутодафе.
К помосту ведьма вышла без гофре,
но с шуткой на единственную фразу:

«Семь нянек-стражей, а дитя – без глазу», –
смеялся вместе с ней здоровый глаз…
Мольбами устремилась ведьма к Князю:
«Как ведала, беда со мной стряслась…

Нас с дочкою  костёр  ждёт. Безнадёга.
Клянусь, что до последнего я вздоха
сумею палачам своим дерзить!
Князь, радуйся! Эстер-то будет жить»!..
                *               *              *
– ...Упрёк твой из разряда безраздельных.
    Бросая мне упрёк, как неврастеник,
    ты ждёшь, чтоб мы о жертве порадели,
     а мой приём граничит с красотой, –
весёлый дворянин, хорош собой,   
товарищу внушал: – На самом деле
    Анри не крыса. Я не крысобой.

– Я зряч, Пьер, и далёк от заблуждений.
    За долгие минуты наблюдений
    я понял: с ним сражаясь, как с соплёй,
     его б убил ты     щепочкой     зубной…

Уж коль к пощаде выведет путь терний,
хорош в дуэли произвол любой…
Как кровь ни шла б, а члены ни хрустели,
считалась белой кость, кровь – голубой…

Как только Пьер добился сходу цели,
друзья под впечатленьем от дуэли
направили коней на водопой.
Хоть и нашлось победных вдоволь перлов,
не гладко шла беседа кавалеров.
– …Анри претит не     желчной      худобой.
      Претит язык, сравнимый со стопой.
– Амбиции свои удостоверив,
      рукам не доверяя, но… в сталь веря,
      и дружеский отвергнув мордобой,
      Пьер, слишком ты жесток был к пустомеле.

– Подначивали нас и вот… «уели».
– Анри нас     провоцировал     с тобой?
     Ты мог не доводить бы до дуэли?
– Нахальней в одиночку, чем толпой,
     имел он два клинка на портупее.
– Ты скор, Пьер, как всегда, был на убой.
– Лишь  шерсть  ему я срезал над губой.
     Мои манеры разве подурнели?

    Иль у кого-то шанс был отступной?
    Кто шпагой обзывает нас скупой,
    тот шпаге  сам  не даст свободу в теле.
    Поэтому пускай ведёт бой с тенью,

    шагами шпагу меряет в длину,
    иль где-то тренируется в хлеву,
    шлифуя свой клинок свинячим салом…
    Ты выглядишь подавленным, усталым.
– Дуэль, чай, не турнирное ревю.
    Мы едем не с прогулки. Я реву
    от жалости к Анри. Он был не старым.
– Он жив. Я от твоей хандры сблевну!
– Ты, Пьер, дуэль навяжешь и бревну.
– Смерть избранным нести, как пенис дамам,
    привык я и с пути не отверну.
– Не ты ль был дуэлянтом первозданным,
    взвалив тем самым на себя вину
    бессчётных подражателей?    
                – Езда нам
    затратней, чем дуэль. Как  сталь, звеню!
    Тебе привычней звоном быть  хрустальным?

– Тебя, пока ты шпаги раб, ценю
   за то, что не даёшь ты слабину
   ни с     гением     дуэльным, ни с бездарным…
   Со знатью не считаешься – ну-ну! –
   тем паче не прощаешь голоштанным.
– Ты что из двух считаешь больше странным?
– Подобен ты медведю-шатуну.

– Скажи ещё, похож на сатану!
– Вновь дух твой выше   разума…   со шрамом.
    Отставших по уму… я     век     тяну, –
    соратники и в значимом, и в малом,
    управившись вдвоём с большим кусманом,
    друзья     вином     запили ветчину.
– Дружище, я для многих стал кошмаром.
  Я чаще всё дырявлю, чем чиню.
  Я б мог покончить с ним одним ударом,
  но этого не сделал. Почему?
– Спонтанная дуэль. Пьер, ты и старым,
   и     новым     нёс приёмом смерть ему.

   Играя с ним, ты наслаждался местью.
   Хотя не заколол, но вместе с тем
   чуть ранил, чтоб не сдох он там в предместье.
– Я видел трёх непрошеных гостей –
   собак бродячих, падких до «костей».

– Но в чём причина поединка чести?
– Он дурно отозвался об Эстер,
    назвав её оторвой среди бестий.
    Его я проучил, чтоб не свистел…
            *           *           *
Где в чём граничат лик и образина
в единстве составляющих частей?..
Два слоя красоты (и оба – сила!)
мир внешний и мир внутренний Эстер.
Она украсит праздник и постель.

Краса Эстер была необъяснимо
для многих притягательна. Ханжа
назвал бы это  колдовством,  вестимо…
Эстер, годами с младшими дружа,
сама в невесту вымахала зримо…

Пьер – яркий шевалье, кумир, душа
вздыхательниц всех местных, ехал мимо;
красотку возле братьев углядел
и резко отвернулся от Эстер:
не  дай  Бог, глянуть взором подхалима!

Девицу покоробил этот жест –
не     самый     ей приятный образ быта.
И в  будни  каждый раз, и в дни торжеств
(ну,  что  возьмёшь с красавца-паразита!)
он с нею поступал так нарочито.

Пьер девушке невнятно (бу-бу-бу)
приветствие  вернул необразцово.
Бедняжка закусила аж губу
и вспыхнула лицом ещё пунцовей…

              (продолжение в http://stihi.ru/2023/11/17/6227)