У нас кончатся то помидоры, то черный хлеб,
То в баклашке воды не останется на глоток.
Говоришь, мол, достало такое конкретно - блеф.
Мы же оба трещим как побеленный потолок.
Зазвенели бутылки, пустые уже спустя
Где-то двадцать минут. А потом - тишина и ночь.
Что-то громко хрустит у тебя, у меня в костях
Для спасения - пластыри, жвачка и даже скотч.
Навалилось окурков, наверно, горой с Олимп,
Мы как боги оттуда смотрели на движ машин.
Твой разбитый еб*льник - на худи красивый принт,
Твои драные руки до ужаса хороши!
А как славно корежит тебя от моих стихов,
Как чудесно скрипят твои зубы, зажав язык!
Нападай, сумасшедшая! Я, видит бог, готов!
Нападай, сумасшедшая! Я видит бог, привык.
У нас кончилось масло, отжарю тебя и так,
Мы испачкали простынь - стирать ее нету сил.
Говоря откровенно - мы выжили кое-как,
Да и потому что я вышнего попросил.
Если кольца друг другу, то разве что от гранат,
Если в церковь, то только отпеть наш нелегкий быт.
И клянусь, эти черви так сладко тебя едят,
Что от беглого взгляда на это я буду сыт.
Ругань, крики, хотели уснуть, а уже светло.
Я опять непутевый, ненужный, такой-сякой.
Наливаю абсента, ядреного, чтоб взяло:
За любовь, сумасшедшая, с*ка, за упокой!