***
Секретик.
Вы в курсе вообще, что такое секретик?
Когда теоретик, там, типа, теолог, астролог, иной эзотерик
пойдет нам втирать про миры и прозренья,
«Не лги!», - погрозим и скорее начнём:
На донце дыры в придорожной грязи
мы кусок шоколадной фольги разомнём,
засим помещаем осколок цветного стекла
(от бутылки пивной - «Жигули»; коли нет, то
пойдёт от «Ситра»).
Назад порошим, осторожно пророем оконце...
И что получаем?
Витраж неземной!
Глазок в ослепительный мир!
Убейте себя, кастанеды.
Читатель, за мной.
***
Мы рыли миры во дворе заурядной хрущёвки -
на Хорошёвке.
Картинки нечётки,
но помню ещё, как на первом в однушках
напротив друг дружки там два ветерана.
Мы целыми днями нещадно играли в войнушку,
но те про бои и ура нам вещать не любили.
И пили.
А если не оченно пьяные были, всегда мастерили:
один подарил мне складной самодельный сачок офигенный.
Другой - дядя Гена -
совсем без ноги, на больших костылях. На них умудрялся
возделывать дивный под окнами садик. Немного поддав,
в нем весь день ковырялся:
копал, подрезал, прививал, удобрял -
так трезвый не смог бы с двумями ногами!
Я был там недавно: как камень земля.
***
О чем я? О том же.
Что те старики-ветераны теперь чуть старее, чем я.
И о том, что из сада смотрел я часами,
как рядом вращалась Земля.
Например, пронося тетю Зою - дородную даму с усами,
что мужа на зону сдала за попойки.
Он вышел и пуще не чаял души в своей Зойке;
за ней семеня, одною рукою авоськи тащил с овощного,
другою держал за рукав.
А был он, напротив, плюгав и плешив, как артист Ролан Быков.
Откинувшись, рыбок водил: в их халупе
стена чуть не вся из стекла и из света, а в ней меченосцы, и гуппи,
и эти, ну, как их - скалярии и мулинезии.
Какие там йети и несси! Вот там - чудеса!
***
Ты знаешь ли, нет про хоккей на дороге,
ворота - коробки (плоды из Марокко),
крюки на огне, терпкий дух изоленты?
Футбол на лужайке, где штанги - деревья, которые папы
удобно сажали попарно в субботник на день заселенья.
Пусть озелененье не ах, но зато в тех деревьях
играли в пенальти с еврейским мальчишкой по имени Мишка Гуралик.
Кто был он - забыл, ну, а я, натурально, Блохин.
Плохим задалось окончание - из школы примчал я,
суббота, и мама Ирэна стирала
на этой, ну знаете, наверно, ребристой доске,
и вижу как щас я - стекала вода по щеке, и, мол, Мишка...
трубу прорвало,
а не заперли крышку...
и он... в кипятке,
то есть, весь он... ну вот.
А после толпа у подъезда, от мишкиной бабушки крышка,
а месяц-другой - и от мишкиной мамы. На следующий год
мишкин папа гуляет с коляской и новенькой лялькой.
Давай-ка не будем про драмы.
***
Я помню
комедии-драмы, подъезды-квартиры, где всяк из соседей
не просто кормил - допускал в новый мир.
Я помню,
как бегал на третий ко сверстнице Ане
и там мы, трехлетки, спаслись на диване
от новой их Лельки (эрдельки-терьерки),
а позже у Анки учил на гитарке дежурный аккорд.
Не склалИсь шуры-муры, но были потом ведь другие романы,
в которых аккорды весьма пригодились...
К вопросу культуры:
на лавках внизу хулиганы, уставшие пить и бить морды,
нетвердо, но пели ведь всё ж не блатняк - «Беловежскую пущу».
И помню ещё:
были два музыканта в подъезде:
слепой гармонист на втором и цыган на четвёртом.
Цыгана Володечка звали, жену-счетовода
имел он, они мне давали поездить на счетах,
и помню:
какой-то там праздник, Володечка тренькал чего-то,
а этот слепой в первый раз был, аккорд услыхал он и сразу:
«Тут, что ли, цыган? Так в юности только цыгане играли...»
Соседи все вместе тогда собирались.
***
А я, братцы, сдался: уже не удастся
измерить миры,
слазить в чёрные дыры,
объять бесконечность и вечность,
понять жизнь на Марсе
и жизнь после смерти.
Вы только скажите: куда же могли подеваться
дворы и квартиры,
как эти, что были в том доме, едва обустроенном ЖЭКом?
Подъезды, сады, типажи?
Смотрю на хрущёвку свою под таджиком,
на нынешних вас я
смотрю - как в нору вы все шмыг и уснули
за сталью дверей,
и ору:
«Поскорее приди, реновация!
Херачь, чёрт Хуснуллин!
Останков не жаль»...
Но вдруг выезжая с лужайки,
утоптанной словно катком или танком
(какой там секретик), я вижу, как
наши древесные штанги
не сделались выше.
Ну, может быть, нА два вершка.
Кого ты хотел обыграть, друг мой Мишка?