Гарсон и серьги – мокрым сквером,
на ветхий опираясь зонт,
чуть свет старушка с тенью верной —
рифмует день, за годом год.
Опущен занавес. Актёры
все восвояси разбрелись,
оставив сцену, на которой
её разыгрывалась жизнь.
...Любила солнечного зайца,
а позже платья жёлтый рант.
Талантлива и, может статься,
художник или музыкант.
Юна, разборчива, свободна,
безмерно счастлива была.
Фортуна се;стрински мила –
к лицу фата при блеске полдня.
Друзья – любовники, подруги
за плечи пылью в тридцать три.
На гребне зной и тишь. От скуки
надлом внутри.
На привокзалье рыбный запах
борделей. Раб своей мошны,
крадётся муж на задних лапах
под носом бдительной жены.
Прохожим уши треплет ветер
неразличимых новостей.
Сквозят вагоны. В тусклом свете
трамвая личики детей,
когда-то ею не рождённых –
им нет имён. Их нет нигде.
И мужа нет. Сквозят вагоны...
Проснувшись утром в темноте,
бредёт она, слагая стансы
дождливой старости, и ждёт,
когда же слушатель бесстрастный
над ней раскроет чёрный зонт.
2005