Сады зелёные
и кажется не хватит воздуха
и рот по-рыбьи разевая
глядишь в окно на небо звёздное
и всё на свете забываешь
во что-то вечное и важное
проваливаешься как будто
молчком подглядываешь в скважину
вперёд проплаченного утра
печаль как давняя знакомая
тебя окликнет изумлённо
и подойдут вплотную к дому
зелёные сады зелёные
Другой такой захочешь - не найдёшь
другой такой захочешь - не найдёшь.
куда-то стороной проходит дождь,
куда-то далеко за облака,
куда мы не торопимся пока,
пока вся наша жизнь - в садах, в трудах,
пока от чернозёма никуда,
и яблочные завязи в пути,
и всё - любовь, и бог за всё простит.
и вспыхивает золотом вокруг
поверхность вод,
и первый майский жук
рукой проворной схвачен и отпущен,
и кажется вблизи, что краски гуще,
что быстротечна жгучая тоска,
и можно радость вёдрами таскать,
их слушать жестяной весёлый звук,
ворочать прошлогоднюю листву
в резиновых высоких сапогах,
не ведать ни сомнение, ни страх,
и грязь месить,
и разжигать костры,
не знать ни утомления, ни хандры,
белить стволы и накрывать столы,
разглядывать на свет крыло пчелы,
и пот стирать с довольного лица,
и так с утра до ночи
без конца,
и чтобы было всё, как у людей –
щепотка соли, ветер, свет и тень,
вино и хлеб, разломленный на всех,
усталого крыльца скрипучий смех,
ничтожность тел, не властных над собой,
и всё – любовь,
и даже боль – любовь:
другой такой не сыщешь днём с огнём –
так и живём.
Смотри на свет
Смотри на свет и глаз не отводи:
Пока щекотно иволге в груди,
Оттаивает сердце понемногу.
Где выгорает прошлое дотла,
Неспешно просыпается ветла
И примулы выходят на дорогу.
И мир велик, и небеса в огне,
И только стая веток в вышине
Царапает лазурную изнанку.
Плутает по земле звериный след,
Лесной овраг до косточек прогрет,
Лишь кое-где подкрашен серебрянкой.
Вот-вот и всё на свете зацветёт,
На глади вешних вод качнётся лёд,
Осоки зазвенит струна тугая.
Чужая жизнь висит на волоске,
Но кто-то держит волосок в руке,
Надёжно держит и не опускает.
Промокнут ноги – стой, не уходи
Заботы повседневной посреди,
Дыши и жди безоблачной погоды.
Прислушиваясь к дальним голосам,
Держись за воздух, камешки бросай
В холодную простуженную воду.
Не говори ни «здравствуй», ни «прощай»,
Едва трава достанет до плеча
И звёздная жар-птица клюнет в темя,
Перемолчи листву и синеву,
И осторожный колокольный звук,
И от щедрот отпущенное время.
Это я
я такая тихая по весне
не спешу и лишнего не беру
ничего не понял ты обо мне
выпустил из рук
вороны над крышей сигнал беды
а по дому мыши снуют шуршат
я теперь как ладана сладкий дым
тень от камыша
золотое облако над тобой
бабочка прозрачная поздний снег
ты стоишь в стекло уперевшись лбом
плачешь обо мне
и перебираешь слова слова
что бы мог сказать да вот не сказал
и похожи цветом трава листва
на мои глаза
выбежишь на улицу не одет
поглядишь а вишня белым-бела
тут ты и поймёшь что волшебный свет
это я была
А вот и нет!
А вот и нет! Бегонии в окне
Ещё не верят, что растает снег
И тихий свет прольётся отовсюду -
Потусторонний свет, подобный чуду.
Взовьётся, затрепещет, запоёт
Развешенное на ветру бельё,
И солнце подойдёт к нему вплотную,
И вышитую птичку поцелует.
Потянутся древесные стволы
До неба - не живы и не мертвы,
Где облака прозрачными глазами
Глядят и постепенно исчезают.
И всё слышней бесхитростный мотив,
И всё яснее аромат бегоний.
А птичка вдруг вспорхнёт и улетит,
И смерть её вовеки не догонит.
Белый барашек
Белый барашек подпрыгивает, бежит,
Ластится, переступает, призывно блея:
Там, где случайно встречаются смерть и жизнь,
Птицы озябшие тенькают веселее,
Яростней, неугомоннее толчея
Тёплых животных и ангелов нелюдимых.
Кто это плакал ночью? Не я, не я.
Кто это тут бочком переходит зиму?
Кто и куда?
Метель под ногой поёт,
Звёзды ли, воздух, а всё – голубым на белом.
Только вздохнёшь, и срывается вдруг моё
Сердце,
И вот уже кубарем полетело:
Холодно, и серебряно, и светло -
В ушке зверином спрятаться и согреться!
Только сморгнёшь, а его уже замело
Полное слёз,
Бессильное моё сердце.
.
Тонкие тени сомкнутся над головой.
Станет ещё значительнее, чем прежде.
В небо посмотришь и ахнешь: Живой! Живой!
Вот он стоит, смеётся, барашка держит.
Поближе к раю
На то и саночки, чтобы лететь с горы.
Напрасна грусть, а радость не напрасна.
Рвёт тишину весёлый пёсий рык –
Живи и здравствуй
Во весь опор, но ты настороже:
Мелькают дни - сумбур и суматоха,
И так тепло становится душе,
Как не бывало со времён царя Гороха.
И ты, надвинув шапку до бровей,
Летишь навстречу облакам из ваты –
И задыхающийся, и почти крылатый –
На беззащитный воробьиный свет,
Подальше ада, снов и чужаков,
Поближе к проездным воротам рая,
Подбадриваемый собачьим лаем,
Летишь без обязательств и долгов:
Закрыл глаза, катаешь снег во рту,
И слёзы сдерживаешь и не отпускаешь.
И дятла стук, как будто сердца стук,
Как будто кто-то думает стихами.
И так морозно-розово кругом,
Дымы печные небо согревают,
А ты летишь между добром и злом
И звёздочки макушкой задеваешь.
Нашему бы царству
Ну зачем он выпал и сразу тает,
Разливая жидкое серебро?
Я нашла скорлупку - она пустая,
Только белка с ёлки глядит хитро.
Нашему бы царству с утра морозца,
За ночь чтобы вовсе покрылись льдом
Голубые звёзды на дне колодца,
Ватным одеялом - и сад, и дом.
Чай в стакане стынет, ладони зябнут,
Небо в дверь распахнутую сквозит,
А в саду поёт сумасшедший зяблик,
Бусинками зыркает, егозит:
Он оставлен здесь в самое ненастье
Вместе с белкой, звёздами и со мной.
Нашему бы царству да вдоволь счастья
И зимы – просторной и ледяной -
С бесконечным светом, и мхом, и хвоей,
И чтоб снег безудержно шёл и шёл,
А пока и зяблика мне с лихвою,
А пока и с белкой нам хорошо.
Поэмка о тех, кому за
В большинстве случаев конец – это начало!
Туве Янссон «Всё о Муми-троллях»
О чём ещё думать за пазухой у белизны,
На самом краю зимы, на исходе снега?
О том, что мы сдюжили, выжили,
Мы – спасены! –
Два старых сверчка-колыбельника,
Два человека,
Разбуженных в тёплой постели метельным крылом,
Сорочьей забавой, весёлой вознёй на крыше.
О чём ещё думать двоим заключённым?
О том,
Что свет фонарей поднимается выше и выше,
И мечутся тени в последней попытке спастись,
И небо ложится на голое темя растений,
И время рвануло навстречу, сорвавшись с цепи,
Но эта причуда скорее смешна, чем смертельна:
Берёзовый воздух горяч, и маячит вдали
Другая заря – розовее и ярче, чем прежде,
И ветер теплеет, и солнечный блик не болит,
И свежестью облако пахнет, и крепнет надежда.
.
Свобода! Свобода! Долой одеяльный раёк!
Слышнее стук дятла, и вздрогнула вдруг золотая
Уснувшая с осени бабочка-мотылёк,
И усиком шевельнула,
И - видишь - взлетает!
.
Двойная звезда состоит из беды и воды,
На цыпочки встанешь – дотянешься - это так просто
Остаться навек беззаботным и молодым,
Седым и бесстрашным
Запечным сверчком-переростком.
Стоп. Снято
В дачной прохладе последняя стрекоза
Праздно кружится, уверенно держит спину,
И продолжаются астры в больших глазах,
Лилии, гладиолусы, георгины.
Синие будни обещанных холодов
Надо прожить несуетно и бесслёзно:
Так одиноко бывает обычно до,
Но после!
После – помилуй нас, Господи, не суди!
Что о тебе кроме имени понимаем?
Тихий и сонный, рождается где-то в груди
Первый снежок и тает, необитаем.
Как это? Что это? Кто это? Голос чей
Трогает крылышки – ветрено и невнятно?
Спит стрекоза у осени на плече.
Стоп. Снято.
Твоя Ева
Даже если сады продолжаются без конца –
От цветенья ранетки до позднего паданца,
От крещенской воды и до жертвенного огня –
У меня остаются силы тоску унять:
Не кривиться от страха, не плакать, а песни петь.
Ветер не успевает калиткой в раю скрипеть,
Птица цвиркает в такт, задавая сердечный ритм -
И рождается свет внутри.
Поначалу он брезжит, а позже - встаёт, растёт.
Веткам тесен становится тусклых небес шатёр,
И единственный луч прорывает однажды мрак –
Да будет так!
Дольний мир проливает дождей золотой елей.
Всё равно сад по осени в тысячу крат милей,
Где висит полосатый анис головою вниз -
Вот такой у нас с ним причудливый взгляд на жизнь.
Впрочем, мне ли печалиться, если сейчас и здесь
Ощутимо дыхание голдена делишес,
Мельба веки прикрыла и видит десятый сон.
Даже если на пальцах застынет янтарный сок
У меня остаются свирели твоих звонков,
Сообщенья в ватсапе... Воскресни – и будь здоров!
Я живу легко, не ищу стихов, отдаю слова:
Ты там отдохни.
Яблоко возьми.
Твоя Е
ва.
Такая музыка
такая музыка знакомая
что сразу мысли о хорошем
как первая квартира съёмная
весёлой юности жилплощадь
была полна простецкой снедью
в голодный год не до капризов
и злым ворчанием соседей
снизу
оплот студенческого счастьица
страстей гостей вина дешёвого
придуманной любви предательства
невыдуманного и большого
происходило что-то важное
писались впрок стихи и письма
теперь кораблики бумажные
плывут
сквозь морок чьей-то жизни
овечки шествуют стадами
вслед солнечные зайцы скачут
и всё что было между нами
сегодня ничего не значит
но память держит человека
и над его макушкой кружит
такая горькая и светлая
вся эта музыка снаружи
и та же синева качается
и так же в ней гуляет птица
не затихает не кончается
а только длится
длится
длится
Июльский вальсок
В июле смерть не то чтобы красна,
А попросту как будто невозможна!
Бычка членистоногого жена,
Вальсирует в лучах коровка божья,
Танцует голубая стрекоза,
Отплясывает водомерок стая,
На сквозняке качается в слезах
Мелодия, себя перерастая.
Кто научился понимать язык
И разбирать таинственные знаки,
Начертанные на спине собаки,
Вздремнувшей в чаще спелых земляник,
Кто свил гнездо, облюбовал дупло,
Обрёл в норе покой и упоение
Гонять чаи, тачать стихотворения,
Тому необычайно повезло:
Тот сможет побороть посмертный сон,
Согреться сердцем у костра ночного –
Знакомое зардеется лицо,
Сорвётся то ли птица, то ли слово,
Летучей мыши тень ли, поцелуй,
Горячее дыхание шалфея –
Но облака и губы онемеют,
И осы не посмеют плакать вслух.
Где цветут петуньи
Место пчелиной силы – сад, где цветут петуньи.
Алая кровь кизила выплеснулась впустую.
В детском ведёрке - вишни, в медном тазу - крыжовник,
И ничего здесь лишнего,
И никого чужого.
В мякоти абрикоса крепко застыла ложка.
Лишь драгоценный голос, вкрадчивый, осторожный,
По именам, как ветер по лепесткам, проходит.
Бьют бересклета плети душную тьму смородин.
Да подорожник пыльный, да вдоль забора мята.
Всех, кого я любила на расстоянии взгляда,
Слова, шестого чувства - Господи, всех помилуй! -
Небо покрыло густо светом кусты жасмина.
Все, кого я не вспомню следующей весною,
Станут ещё огромней о’блака надо мною,
Станут ещё бесстрашней. Пенка на блюдце стынет.
Счастливо пчёлы пляшут - зыбкие, золотые.
Время подходит ближе, хмурится, свирепеет:
Косточками от вишен солнечный сад усеян.
Падай и лети!
В сумраке мерещится призрак птицы:
Приручить бы дикую, да погибнет…
Свет воспоминаний скользит по лицам,
Освещая нынче сады другие,
Где чубушник шепчет, дрожит крыжовник,
Бьются еле слышно сердца черешен,
Солнечным дыханием обожжённый,
Крыльями размахивает орешник -
Высота подходит к нему вплотную:
Падай и лети, ничего не бойся!
Память возвращается и волнует –
Вот такое горестное геройство,
Вот такая доблестная отвага –
Жаркое кипение медуницы,
Примулы свечение, сиянье маков,
Кропотливо собранных по крупицам.
Льющиеся соки цветов и стеблей
Солоны, как слёзы, темны, как вина.
Падай и лети, потому что небо
С ветреными ласточками едино.
Всё моё
иногда мне кажется - всё моё:
праздничного сада цветочный мёд,
солнечные спицы, бессмертья нити,
пламенных пионов кровопролитье,
золотые луковицы бессонниц,
лики проплывающих облаков -
потому-то я и живу легко,
ни о чём особо не беспокоясь,
разве что о том моментальном снимке,
где нас развернуло лицом к лицу,
и тогда я смахиваю пыльцу
с крыльев переливницы-невидимки,
опускаю руки тебе на плечи,
отпускаю птицу и стрекозу –
закипают радости человечьи
вишней в алюминиевом тазу.
После ливня
После ливня благостней и свободней.
В люльке золотой на излёте дня
Лютиковый ветер - ладонь Господня -
Укачает маленькую меня.
И пока не ясно, куда, откуда,
Кто я в этой вечности и зачем,
Уловив родное дыханье, буду
На его просторном царить плече.
Я не пропаду - ни теперь, ни после -
Удержусь за травы и облака,
За крыла огнёвки холодный отблеск,
За весёлый усик кузнечика,
За паучью нить, за прозрачный стебель,
За труды земные и свет иной,
И пока звучит в полный голос небо,
Ничего не сделается со мной.
Гостья
Здравствуй, маленький остров любви и печали,
Голубая лагуна тогдашних времён.
Мы оставили целую жизнь за плечами:
День и ночь,
День и ночь,
Свет и сон.
Слюдяные оконца в провинции нашей,
Золотая осина, две сонных ольхи.
Я давно ярко-красной помадой не крашу
Губ насмешливых.
Трижды сменила духи.
Я смотрю на тебя сквозь небесные росы,
Сквозь сереющий ситчик осенних дождей.
Здравствуй, здравствуй, мой милый игрушечный остров,
Наконец-то я здесь.
Звуки гулки, а звёзды, как розы, огромны,
Отцветают неспешно и гаснут легко.
Скоро всю эту позднюю роскошь укроет
Долгожданным снежком.
И весёлые тени, со стен исчезая,
Унесут моё сердце зажатым в горсти.
Всполошатся синицы:
Чужая?
Чужая!
Так, зашла навестить…
Весеннее окно
Весеннее окно всегда светлей с востока,
В нём сорная трава и позолота гнёзд,
А птичий пух, как снег, неуловим и лёгок,
А захолустный быт - бесхитростен и прост:
Кукушке куковать над нашим общим прошлым,
Галантусам цвести под соловьиный всхлип -
Мы ладим свой уют искусно и надёжно,
А чёрный ход закрыт,
И память не болит.
И утренняя мгла, зависшая над лесом,
Полна звенящих звёзд, зовущих тростников.
Как птичий пух, как снег, однажды мы исчезнем -
Кто смел ещё вчера, тот завтра был таков.
Но кровь стучит в корнях, и радость человечья
Певучим родником струится по стволам,
И крепче жмёт к плечу подушечку кузнечик,
И скрипку раскаляет добела.
Всегда готов!
Лицо весны такое юное,
Весна витает в облаках.
Собака морду в лужу сунула –
Звезду не выловит никак.
Что эти радости уездные:
Сорочьи ссоры целый день,
Рассыпанные кем-то звёзды,
Нечаянного снега тень.
И только вьётся лента узкая
Тропинки позади домов,
И столько воздуха и музыки,
Что будь готов – всегда готов!
А губы солнечные бережно
Людей целуют и собак,
И столько всем тепла отмерено,
Что не отвертишься никак.
Пора смириться бы и побоку
Пустить и мысли, и дела,
Чтоб лично видеть, как из кокона
Живая бабочка взялась!
Я еду
По талому снегу, по рыхлому свету, по следу
Лошадка бежит, задыхаясь от бега, я еду
На саночках, еду, стараясь поспеть до туманов,
Я еду к обеду с гостинцами в пухлых карманах.
А сердце в печали, и эта печаль – изначальна,
И саночки мерно качает, и я различаю
Над миром нависшие тучи и торс тополиный,
Аккорд полнозвучный и голос, и свод исполина.
Я еду, спешу, там меня заждались дорогие:
Берёзовый шум и сорочьи победные гимны,
Летящие звёзды, глядящие грозно и цепко,
Заплаканный воздух и вербы цветущая ветка.
Пока не забыли, пока меня не потеряли,
В поля голубые я еду, канон повторяя,
И ели высокие на языке незнакомом
Поют, и любые дороги ведут меня к дому.
Пахнет дымом и сосной
пахнет дымом и сосной, зябнут сойки на морозе,
на ресницах иней розов, чисто небо надо мной,
вечно небо, высоко - всем с лихвой его хватает!
скачет белка золотая, смахивая снег хвостом.
в деревеньке тишина, слышен редкий лай собачий -
псы дворовые судачат у соседского окна,
а в окне - бессмертный свет - яркий блеск алмазной крошки,
постою ещё немножко в наважденье, в колдовстве,
поглазею на звезду, и пускай уж будь что будет:
сойки, белки, псы и люди,
тот, кто вас хранит и любит,
отвратит от всех беду,
высвободит из тенёт, развернёт лицом друг к другу,
живо присмиреет вьюга, только пяточки лизнёт.
Отыщи среди снегов...
отыщи среди снегов пригородный рай
за моей спиной грехов не перебирай
пуговичку переставь на одну слезу
хочешь почитай с листа хочешь наизусть
но не слушай не смотри не запоминай
как шевелится внутри и растёт вина
будто крохотный зверёк птенчик остроклюв
я на каждый твой упрёк пару предъявлю
выйду в поле закурю раннею весной
для тебя семь вёрст не крюк если со всех ног
на неправде не запнись сдуру не со зла
смерть закончилась а жизнь
и не началась
Аистиное
На свете жить и тесно, и тревожно -
Врачует сердобольный подорожник
И человека,
и недужный сад.
Я запахов весны почти не помню,
Но только этот свежий,
этот тонкий,
Мгновенно возвращающий назад
Горячий запах молодых побегов,
Цветущих гнёзд,
безоблачного неба,
Земли,
разлуки,
будущей грозы.
Ты всё отдашь, о чём бы ни просила,
Под сенью веток -
наше место силы,
Спасение от непрошенной слезы.
Ах, будем мы ещё светло и тихо
Смотреть, как упреждает аистиха
Падение младенцев с высоты,
Как живописной разрисует кистью
Великий мастер и стволы,
и листья,
И птичьих лиц знакомые черты.
Всё на свете
…И кажется, что всё на свете отдашь
За тощие тени бесстыжих растений,
За весь этот нежный бесснежный пейзаж,
За близкого неба жемчужную темень.
И смерть снова мимо – пернатая, кыш! –
Сорока-воровка косится пугливо,
И кажется, сделаешь шаг и взлетишь –
Живой, просветлённый, счастливый,
Простившийся, но не сошедший с ума,
Прощённый за боль и простивший ошибки.
И кажется, что приходила зима,
Как мама, бессонно раскачивать зыбку
И петь колыбельную песню без слов,
И в лоб целовать, осеняя крестами.
Ах, как она непреходяща - любовь,
Ах, как она неисчерпаема - память…
Знакомый маршрут
Сколько хватает взгляда – стихи, долги,
Мёрзлые сливы в траве да сорочьи стаи,
Туча за тучей несутся вперегонки,
Музыка ветра силится, нарастает -
Вечный маршрут. Перевёрнутый свет в глазах,
Шорох, шипение, свист, золотые вспышки:
Ах, эти бабочки, всё б им рукоплескать,
Сиюминутность зная не понаслышке.
Палые листья растеряны и легки,
Пошелестят под ногами и затихают:
Слушает осень наши с тобой шаги,
Чувствуем мы её огненное дыханье.
Синие тени срываются прочь с крыльца.
Солнце сложило крылья, смежило веки.
Ловим тепло последнее на живца,
Маленькие дрожащие человечки.
За руки взявшись, нацеловавшись всласть,
О пустяках болтая, хватая с пылу
Горсть винограда: когда с сентябрём вась-вась,
Кое-что открывается старожилам!
И расширяется узенький кругозор,
И удлиняется линия горизонта
Ровно до тех высот, где зарос забор
Гроздьями ягод неведомого нам сорта.
Однажды поздней осенью или всем привет
1
неба сделаешь глоток и в глаза зимы заглянешь
и отложишь на потом выдуманные страдания
звёзд холодных полный ковш синий воздух над пейзажем
сделаешь глоток и ждёшь что напишется однажды
пара строк на злобу дня пар от губ и флейты смолкли
свет далёкого огня немигающий и долгий
ветер за руку возьмёшь и летишь куда не знаешь
только птичка золотая
только нервных крыльев дрожь
2
на завтрак каша кофе бутерброд
а у кого-то мёрзлая калина
а сад ещё не умер он живёт
опутан бесконечной паутиной
по маковку в тумане и дожде
в листве по пояс в глине по колено
а у кого-то столько срочных дел
чирикать щебетать но если лень то
рассеянно смотреть как во дворе
темнеет рано торопиться поздно
на ужин снова кофе сыр и звёзды
и острое желанье не стареть
3
тёплым хлебом пахнет от земли
кружат мотыльки в последнем вальсе
наливное яблочко болит
всем привет счастливо оставаться
Как хочешь
1
Выдыхает горькое земля,
Темнота становится короче.
Нарезают птицы кругаля
Между утром, вечером и ночью.
Словно балалаечка звучит
И гармошка вторит ей губная,
Днём золотоносные лучи
Муравьиный домик обнимают.
Ветры злы особенно весной,
Оттого с рассветом холод волчий.
Солнца зачерпни, лицо умой
И живи, как хочешь.
2
и оттепели благодать,
и от бессонницы похмелье,
смеётся, кружится вода,
как девочка на карусели.
набиты пухом облака,
к верёвке бельевой прилипли,
и лужица неглубока
у заколоченной калитки.
и это было б полбеды,
и смех, и грех, и всё такое,
но эти голые сады,
но эти двое...
Duetto viceversa
1
дымка несовершенный вид, скупого снега - совершенный,
но бабочка уже болит, стремясь из кукольного плена
на упоительный простор, на хрупкие кусты сирени,
и длится, длится разговор обеспокоенных растений:
когда вернётся майский жук-хранитель будущего лета?
куда опять я ухожу от очевидного ответа?
любовь до гробовой доски отполыхала и угасла,
танцует бабочка с другим, неуловима и прекрасна,
прямая речь слетает с губ - так много радости и света!
а что там за тревожный гул, мне дела не было и нету.
2
делится застенчивое счастье
на твоё не наше и моё
время с детской песенкой прощаться
всех на свете не перепоёшь
только в ближний переулок вышел
гланды воспалённые красны
затянулся выдохнул и выжил
дуриком добрался до весны
золотым бочком прижалось солнце
на сердечность заявив права
и теперь наперерез несётся
домочадцев телом согревать
не стихает птичья свистопляска
не смолкает скрипка и фагот
здравствуй и прощай но лучше здравствуй
и наоборот
С той стороны
С той стороны синичьего крыла
Ещё осталась капелька тепла,
А в сердце у меня, на самом дне,
Таится зарождающийся снег -
Я ничего поделать не могу!
Пчела, тоскуя, шелестит у губ,
Предпочитая холоду взамен
Медовый плен.
Не облака – сорочки в кружевах,
Развешены – бери да надевай!
Натянуто льняное полотно,
Я с неба их снимаю по одной:
Звезду, синицу, грустную пчелу,
И с каждой разговариваю вслух –
Как будто бы и впрямь схожу с ума,
А это просто настаёт зима,
А это просто близится разлука –
Без запаха, без голоса, без слуха,
Но облака, синица и пчела
Спешат за мной,
Куда бы я ни шла…
Последняя спичка
Человек говорит «я тебя люблю»,
И чаёк дымится, и сигаретка.
Шастают позёмки, хвостами бьют,
Ловко маскируют весны приметы.
Только жажда жизни сильней, чем боль,
Только память глубже – горит и греет.
Человек готов коротать с тобой
Сумерки, лекарства, стихи и время:
Вместе засыпать, просыпаться, ждать
И смотреть, что новое народится –
Как проклюнется в стылой земле звезда,
Как спугнёт оседлую огневицу.
В ботаническом расцветёт саду
Сочевичник майский под щебет птичий.
А пока подсвечивает темноту
Человек последней зажжённой спичкой.
Чтобы выйти из тьмы
Чтобы выйти из тьмы, и расти, и цвести,
Столько сил надо, столько усердья,
А пока занесло все дороги-пути
От черешневой юности к смерти.
И всё кажется там, где застыла вода,
Небо ближе, а облако глуше.
Я тебя никому ни за что не отдам,
Как ребёнок свою погремушку.
Мы ещё полежим на горячем песке,
Разнотравье доверив друг другу.
Мы ещё поглядим на крутое пике
Стрекозы, неживой с перепугу:
Молодые, медовые, медные мы -
Ты же помнишь, как было в начале?
А теперь – это просто уловки зимы,
В человеческий рост печали.
А теперь между мной и тобой долгий снег,
Волчий след, голубые сугробы.
Начинай вспоминать, выбирайся на свет -
Ну хотя бы попробуй.
И будут двое
1
Ветрено и около нуля.
В воздухе знакомый запах хвои.
И в который раз пойдут гулять
Вислоухий пёс и эти двое
Длинным перелеском, огневой
Тропкой мимо дерева желаний.
Синева, а кроме - ничего,
Разве что любовь и ликованье.
2
Над домом расплескался дым,
Подходят облачные дрожжи.
Ты был когда-то молодым.
Я тоже.
Ещё одна весна саднит,
Облизывает ранку ветер.
Я так люблю, когда одни
На целом свете.
И только верная герань
Заполоняет подоконник.
Существование – игра
Коленей,
губ,
ключиц,
ладоней…
По кругу
1
не повернуть не изменить маршрута
мучительно бела цветёт цикута
и лезет насекомое моё
по ядовитым пальчикам её
стою дрожа посередине луга
где жук-могильщик ползает по кругу
цветочный дух подхватывает ветер
здесь пахнет жизнью
и немного смертью
2
всё снег всё свет
всё свят свят свят
во сне
ты думаешь больное обо мне
я о тебе не думаю
взлетаю
опережая облачные стаи
и из своей отвесной темноты
на волю устремляются сады
меняя направленье по пути
а ты никак не можешь отпустить
такое непонятное другое
придерживаешь на груди рукою
и словно понимаешь
свят свят свят
о чём грачи друг с другом говорят
3
к моим заплаканным глазам
прижми горячие ладони
как будто ты не посторонний
как будто перешедший за
светящуюся грань воды
сухой травы чуть слышный голос
я выдохну и успокоюсь
когда пойму что всюду ты
Фрагменты
.
Тени стрекоз, фрагменты прозрачных крыльев –
Взмах невесом: эмаль, серебро, слюда.
Быстро же мы отвыкли с тобой, забыли,
Как тяжела вода,
Горяча звезда.
.
Облако глубоко и голубооко,
Но распахни жилище и жди – и жди! –
Что проплывут сады мимо наших окон,
Прошелестят дожди.
.
Оттепель, полная слёз, уже на подходе –
Нам ли с тобой не верить, не ликовать!
Но холодок на губах ощутимей вроде,
Если перебирать наизусть слова
На языке капели, любви и ветра:
Иволга ближе, в овраге трава слышней.
.
Что тебе не хватает? – воздуха? света? –
Иди ко мне!
.
Нас не застать врасплох синевой и солнцем,
Скрипкой ольховой, лихим говорком смычка,
Гулким сердцебиением на дне колодца,
Яростной пляской крапивницы и жука -
.
Всё это было, и будет, и снова - дай мне
Время привыкнуть к деревьям, ветвям, цветкам,
Больше ни дня не храни устаревшую тайну -
Ангела вечнозелёного выпускай.
.
Сам себе тревога
Только в этой солнечности спасение
И начало новой главы про жизнь.
Из берлоги вырвался дух весенний:
За свободу слова - любой каприз!
Сам себе - настойчивость и тревога,
Яблоневый цвет, долгая слеза.
И подходит смерть к самому порогу,
И отводит косенькие глаза.
Если сказка кончилась – здравствуй, сказка!
Истину под снегом не разглядеть.
Обживают старый чердак салазки,
Лыжицы пристроились в темноте.
Заполняют лёгкие свет и ветер.
По садовой лесенке - к облакам.
Есть простые вещи: собаки, дети,
Чайной чашки глянцевые бока,
Пёстрый щебет, смех, немота и лепет,
Зрение и слух, и щегол в груди,
Сад безлюдный, ангел-цикада в небе,
Необетованности посреди.
И бульон куриный, и шум на крыше,
Простынь на верёвочке бельевой.
Что ж ты нараспашку под вечер вышел?
Что же ты не слушаешь ничего…
Ничего другого
Солнце бродит по реке с длинной удочкой в руке,
А над ним среди осоки шмель висит на волоске.
Утомлённый мотылёк обессилел и прилёг:
Сонно хлопает глазами, вспоминает свой полёт.
Всполошил голубизну сом, гуляющий по дну -
Мчатся волны друг за другом, словно кто их подтолкнул.
И такая жизнь везде – и на суше, и в воде,
У бегущей трясогузки на серебряном хвосте.
Глупо плакать по весне о тебе и обо мне
В тесноте да не в обиде – замечательно вполне!
Ты да я, да мы с тобой - выбирай себе любой
Путь, а всё - дорога к дому: не свернуть ни боже мой.
Тяжело и горячо дышит солнце за плечом,
Мотылёк угомонился, не заботясь ни о чём.
И на всё один ответ – после света только свет,
Всюду – свет, сквозной, слепящий -
Ничего другого нет.
Я расскажу сама
Спросонья ступишь за порог на рыжую траву:
Ещё недолго - и она исчезнет без следа.
Не спрашивай меня, зачем так скоро я живу.
Не спрашивай траву, куда она спешит, куда.
Что это за нелепый труд: и сохнуть, и стареть,
Идти и падать, и лежать ничком у самых ног.
Ах, эта память – впопыхах заштопанный секрет,
Ожог любви, олений путь по кромке прежних снов.
И шарики, и мишуру достанешь с чердака,
Украсишь ёлку во дворе серебряным дождём,
Зажжёшь бенгальские огни, гирлянды, а пока
Дождись, когда с окрестных лип сияние сойдёт,
Когда утихнет наконец шмелиная возня,
И осень, обессилев вдруг, отправит птиц на юг.
Но даже и тогда, мой друг, не спрашивай меня,
Как я целуюсь не с тобой и не тебя пою.
А время ходит в тишине - секунды ест с руки,
Сужая синие зрачки, и где-то к Рождеству
Я расскажу тебе сама, как весело с другим
Всё пробовать на вкус: и свет, и снег, и всякий звук.
Всё лучшее
А ведь казалось, только дверь открой,
Ворвётся листьев мотыльковый рой,
Причудливо под лампочкой закружит.
Переступая с пятки на носок,
Осыпана серебряной пыльцой,
Затянет чёрный поясок потуже
На талии плясунья-стрекоза,
И выплеснется неба бирюза,
И капли застучат по крыше дома –
Октябрь погремушкой отгремит,
И те, кто были близкими людьми,
Окажутся почти что не знакомы.
Зеркальный мир укроет белизна:
Увидишь – не сумеешь опознать,
Услышишь сердца чужестранный говор,
И вот тогда грядущим холодам
Ни жёсткого накрылья не отдай,
Ни хоботка, ни панциря тугого –
Всё лучшее себе прибереги:
Прозрачный свет у берега реки,
Несмелый след оживших водомерок,
Звезду в овраге, ключик на шнурке,
И руку, замеревшую в руке,
И первый поцелуй,
И ландыш первый.
Не оглянуться
Весенние пылают облака:
Задел рукой - и вспыхнула рука,
Отдёрнул руку – высыпались звёзды.
В подземном царстве голос тишины
Читает бегло по губам весны
И вырваться пытается на воздух.
Подслушивает яблоневый цвет,
Шагают ливни с грозами след в след,
А на земле - всё травы с лепестками.
А грусть твоя - размером с кулачок –
Когтистой лапкой трогает плечо -
От безмятежных мыслей отвлекает.
Такие нынче правила игры -
Не принимать, а раздавать дары:
Слезу кукушки, зёрнышко пшеницы,
Медовый край – пчелиное прости,
А жизнь прожить – разлуку перейти.
Не оглянуться.
Не остановиться.
По-хорошему
по-хорошему стоит прошлое
за лихачество возлюбить.
корка чёрствая в пальцах крошится,
и бесчинствуют воробьи.
флот бумажный ручьями синими
возвращается с полпути.
мы одеты ещё по-зимнему,
но светает уже к пяти.
ива, ива, живое деревце -
подмороженная ветла.
никуда мы теперь не денемся
от нахлынувшего тепла.
и шалея от ветра южного,
и бессмертия пригубив,
наблюдаем, как бьются в лужицах
жизнестойкие воробьи -
пересмешники, беспечальники,
желторотые звонари,
а над ними звезда качается
с изумрудной слезой внутри.
Или прямо в сердце
тебе
Я опущу фантастические детали,
Только сегодня ангелы ночевали
Прямо под нашей крышей,
И стало в доме
Как-то торжественней, тише и невесомей.
Мы до утра не спали и грелись чаем,
Соприкасаясь душами и плечами:
Всё нам казались шорохи оперения,
Охи и вздохи –
Готовым стихотворением.
Тише воды, ниже травы и глуше
Наши с тобой пели и плакали души,
Видимо, колыбельные песни пели,
Видимо, пели о том,
О чём мы не смели.
Крылья ритмично качались, кончались силы,
Было большое небо размыто синим
Где-то снаружи, а в доме спокойно очень -
Это же было ночью.
А на рассвете вплыл аромат настурций
В прямоугольник окна (или прямо в сердце),
Мы не успели прислушаться, приглядеться,
Как визитёры ушли.
Но они вернутся.
За дверью
вытягивают шеи васильки,
свободу пьют у облака с руки
и лбами глупых бабочек бодают.
опутывая старенький забор,
ползёт вьюнок, не чуя под собой
зелёных ног, и голова пустая
настурции сияет под окном:
я с ними, как обычно, заодно –
на мировом ветру горю, но не сгораю!
мою ладонь щекочет лапкой жук,
и я под чью-то дудочку пляшу,
как ласточка кружу береговая.
но поспевает яблоко в саду,
и душу выдувает стеклодув,
и никого из нас ему не жалко,
от гибели, разлуки и любви
застывших в шаге – брось их и беги,
огнёвка камышовая, нахалка,
певучая цикада - смех и грех! –
репейник на хозяйственном дворе,
погрязший в детских снах и суевериях,
не обернись на голос и на свет,
лети туда, где смерти вовсе нет,
и за собой не хлопай громко дверью!
Мимо нас
Бабочки – это полёт, это свет и крылья:
Мы их ловили, а бабочки нас любили,
В руки слетали - нисколечко не боялись.
Бабочек поминай как звали, а мы остались.
Что ты молчишь, печалей моих виновник?
Кровь изумрудную копит внутри крыжовник,
Бесцеремонно гуляют ветра по крышам,
Падают звёзды на землю – лежат, не дышат.
Всё, что я помню, как медленно ты целуешь,
Бабочек помню, под ними траву густую,
Небо ночное – огромно и недвижимо,
Время, идущее мимо нас,
Мимо, мимо…
Ни при чём
…И когда проступит вся прелесть рая,
Чужеземной птицы пытливый взгляд
Сквозь тебя посмотрит, и отмерцает
Ранняя заря,
И уйдёт в поля
Тощий пилигрим - одуванчик божий,
И едва затихнут его шаги,
Как покроет музыка крупной дрожью
Золотое тело большой реки.
Снова мимо, снова невыносимо
Прорываться травам за облака,
Чем-то тонким, звонким, неуловимым
До краёв наполненная река
Пахнет,
И течёт она по равнине,
Словно свежесобранный жидкий мёд:
То рогозьи заросли приобнимет,
То на солнце ящерицей сверкнёт.
Темноту и стылость покинут силы -
Из тепла и неги грядёт пора!
И стоишь ты на берегу – красивый,
И удерживаешь в кулаке ветра.
Горячо плечо, и резвятся пчёлы -
Солнцем приручённые существа.
Думаешь, ты - главный?
А ни при чём ты -
Только пчёлы, запахи и трава.
Завтра и вчера
1
Так много времени прошедшего,
А в будущем – одни убытки.
Не спрашивай, какого лешего
Зима болтается на нитке:
Вдевай в иглу и шов накладывай –
Прочней, надёжнее – по-новому!
Пока ещё плывут кораблики
Осиновые и кленовые.
Всё, что рассудком не охвачено,
Само спешит воспламеняться!
Нарядные танцуют бабочки
И засыпают прямо в танце.
2
Камень и цветок, облако и птица,
Музыка и свет, листья и ветра -
И ещё сто раз в жизни повторится
Разговор двоих, странная игра.
О моя страна – камыши и реки,
Сонный рай стрекоз, чуткий шорох трав,
Вечная печаль о человеке.
Неизбывный страх.
Я несу в руках стебелёк люцерны.
Солнце на воде с самого утра.
Цвиркает сверчок, бьётся птица в сердце:
Я тебя люблю – завтра и вчера.