двадцать пятая рыжая дама

Аграфена Брусникина
***
есть пустота какую не променяешь
на целый пуд любви к ванилину в горле
на целый улей сот золотого меда
в теплой торшерной спальне в ее святыне
есть пустота в глазах и они пустые
в них криогенит даже такой цвет хаки
как у тебя ты снова себя жалеешь
снова себе желаешь конфет желейных
и тетивится жила осенней воли
как же мне больно
господи как мне больно.

***
вот и наше лето, девочка,
пораскиданный янтарь.
как всегда доехать не на чем
(даже рук не поднимай)
до божественной коллизии
между небом и тобой,
что в один момент приблизили,
пролетев над головой.

вот и наша правда, славная,
разнобабье да рванье -
не чаинки в чашке плавают,
только микроворонье
забивает клювы-гвоздики
и царапает гортань.
скоро будет осень поздняя,
исчернит собой янтарь,

скоро будет очень холодно,
будет люто, несветло.
это наше все, негодная -
смерть, тоска, любовь и зло.
прячешь руки по карманам, а
все равно открытей нет,
чем неровная, неравная
твоя сущность с детских лет.

***
вера веревкою свяжет руки -
мол, не опустишь их, не канючь.
ты просыпаешься. чихи. стуки.
ты одеваешься. солнца луч
еле ползет во небесном поле,
еле скользит по катку окна.
вспомнить. взять баночку с антресоли
с кремом для сглаживанья лица.

вера змеится шарфом на шее -
греет, как может. в составе шерсть.
булку купить. в том ларьке дешевле -
здесь двадцать восемь,
там - двадцать шесть.

и, подбородком уткнувшись в осень,
поручни рьяно сжимать и тлеть.
вера вернется. тогда и спросим,
не научились ли мы взрослеть.