У Т Р О
Я просыпаюсь. За окном
висит картина Левитана.
Шажки за дверью... Что ж так рано?
Наверно, к Андерсену гном.
Всю ночь я видел как зенит
американцы ловят в сети,
а Циолковский на ракете
им острым кулачком грозит.
Через алмазную иглу
впущу Чайковского под крышу.
За колебаниями слышу
воображения игру.
Умру-сольюсь с одной из стран,
что забрела случайно в душу.
Так чутко дремлет в чайной луже
стекло по имени Стакан.
Но мистер Белл не опоздал-
взял телефон меня за руку.
А в кошельке последний рубль
твердит, что он не всё сказал.
* * *
П Р А З Д Н И К
Сегодня ждём столпотворенья,
с утра волнуется народ.
Поэт вспотел - стихотворенье
в портфеле вздувшемся несёт.
Худой художник расправляет
вкруг шеи тонкой томный шарф,
в траве картины расставляет
и размягчёно размышляет:
"Коль это шарж, откуда шарм?"
Уже подвозят бутерброды,
и квас заметно потеплел.
Мы вольно и бесцельно бродим,
но каждый взят толпою в плен.
"Внимание! Сейчас начнётся
концерт! ...".Чтоб праздник завести,
оркестр динамиков очнётся
и электричкой засвистит.
Певица на пустую сцену
плывёт одетая вдовой,
поёт заглаженную тему,
качая голос головой.
А рядом те, чьи морды- лица,
чья участь - весь собачий век
на шубу с рукавами злиться,
в которой спрятан человек.
Другие звери - цвет породы -
по клеткам кролики сидят.
Восторженно глаза глядят
на жирных пасынков природы.
И в общество кролиководов
зовёт раскрашенный плакат.
Вот островок, где всё застыло -
здесь шахматисты правят бал.
Но к ним уже заходит с тыла
ансамбль "Малиновый Металл".
И телекамеры стреляют,
дрожит оптический прицел.
Вдруг книг продажу объявляют
и люди лезут на прицеп.
Почти никто не ходит прямо-
удобней боком и спиной.
А кто слепой или упрямый,
тот отражается стеной.
Фонтаны омывают воздух.
Фонарь расцвёл. Проснулась ночь,
на небе проявляет звёзды
и отгоняет солнце прочь.
Всё явственнее запах пряный.
Где трезвый человек, где пьяный
уже сам черт не разберёт.
Знакомятся легко и скучно,
и говорят: "Счастливый случай",
и каждый ведает, что врёт.
Теперь они спешат на танцы,
их научили иностранцы
вращать руками и бедром.
Нелепо топчутся солдаты,
а барабанщик бородатый
ритм задаёт пустым ведром.
В движении немало пользы.
Однако холодно и поздно.
Пора домой, в капкан семьи
(своей? чужой?) заняться делом...
Но счастье – погрузиться телом
в объятья сломанной скамьи.
* * *
Скитаюсь в поисках приюта
по тихой комнате моей.
Ещё одна прошла минута,
а я отсутствовал как будто –
ушёл, не трогая дверей.
Вот здесь в углу, под бледной лампой
тетради, книги, словари.
Христос призывно тянет лапы,
сидят невидимые ламы,
на печень зарятся орлы.
Как будто мир не знает формы
устойчивой. Течёт во мне
сознание. В пределах нормы
оно слывёт предельно скромным
и ждёт вмешательства камен.
На кухне жертвенное пламя
доказывает наяву,
что у меня в ближайших планах –
гореть устойчиво и плавно
на воздух, преклонив главу.
На всё похож я в этом мире,
и отказавшись от себя,
я буду жить в своей квартире:
дом – 27, подъезд – 4,
этаж под номером 4,
квартира – 50. Судьба
в дверях. Звонок подобен лире.
Я вышел, гражданин судья.
* * *
Н О К Т Ю Р Н
Луна расстелила ковёр на полу.
Сверчок-невидимка взял в руки пилу.
В часах мчится поезд – колёса стучат.
О, мне в эту ночь не придётся скучать.
Флот чайных судов в кипятке затонул.
Походную песню комар затянул.
Проснулись и явственно книги звучат.
О, мне в эту ночь не придётся скучать.
На кухне из крана хрипит домовой.
несёт таракан хлебный ком даровой.
Заблудшие в звёздах моторы мычат.
О, мне в эту ночь не придётся скучать.
* * *
С О Н Е Т
Пусть сердце приведёт тебя ко мне:
я уступил – утратил прежний облик,
я изучил печаль – привычку к боли,
высасывая влагу из камней,
стал строже камня – стоит быть скромней,
смиренно тайны извлекать из колбы
души прилежной, не лишённой скорби
возвышенной, ведь приводных ремней
судьбы , её колес, колец, лебёдок
не одолеть. Но в лёгкости ребёнка –
земля и вздох, звезда и голос глаз.
Проста твоя задача и почётна:
прочесть – очистить в памяти проточной
меня и, видит Бог, избавиться от зла.