МЁРТВ Я, ПТИЦА МОЯ
Мёртв я, птица моя.
Следуй же райским курсом.
В теле моём - трупный яд,
Пусть и с медовым вкусом.
В сердце мне не стучи
Клювом стальным и нежным:
Не родились врачи,
Что воскрешают нежить.
Мёртв я, птица моя,
Так пролетай же мимо.
Где-то в святых краях
Ждут тебя херувимы.
Душу свою не терзай,
Страсть наша в лету канет.
Просто мои глаза
Выклюй себе на память.
***
ЧЁРНЫЕ ВЕТКИ
не плачь, любовь моя, не обмирай
и не дрожи от пересвистов снежных.
зима накрыла наш убогий край -
но ты же знаешь, это неизбежно.
пусть чёрные деревья нагишом
царапают окно ветвями злыми -
мы все умрём. всё будет хорошо,
и Смерть по-матерински нас обнимет,
и унесёт к неведомым садам,
в туманы, в звёзды, в бездны - да по мне так
куда-нибудь, но чтобы никогда
не слышать жуткий скрежет чёрных веток.
***
ОБРАТНАЯ ПЕРСПЕКТИВА
Душе моя, душе моя, востани, что спиши?
Конец приближается и имаши смутитися…
Из Великого Покаянного Канона
святого Андрея Критского
Что в нём кипит, в моём безумном тигле,
Какое зелье варится внутри?
Я вижу мир в обратной перспективе,
И это грустно, шут его дери.
Мне оптику подпортили, наверно,
Изломы замутнённого ума:
Блошиный быт мне кажется безмерным,
А вечность помещается в карман.
Уже приходит срок платить по чеку
И выходить в тираж, в гудок, в финал –
А я упорно выхожу в аптеку,
Где незнакомка, улица, фонарь…
Поверьте, я и рад бы расстараться
И под весёлый вой толпы падлюк
Отчалить на печальном пепелаце
В неблизкий путь к родной планете Плюк.
А смысл? Узреть заветную планиду
И с моего балкона не в напряг –
И даже прикоснуться к индивиду
С прикольным колокольчиком в ноздрях.
Нет, мне выносит мозг беда другая:
Как только подступают вечера,
Моё воображение пугают
Космические пропасти двора.
Душе моя, ты знаешь песни рая,
В тебе трепещет ангельская речь…
Но только свистуна и раздолбая
Из этих звуков я могу извлечь.
Как мне мои метания противны,
Когда безбрежный дух сковала плоть…
Чумную бредь обратной перспективы
Уму и глазу трудно обороть.
Но, словно православная икона,
Я выверну нутро на первый план,
И чёрная труба Иерихона
Всосёт моих пацаков и чатлан.
***
ТОЛКОВАТЕЛЬНИЦА СНОВ. СЛЕГКА АНТИЧНОЕ
- Странный сон, гадалка, мне башню сорвал:
по скользким ступеням спускаюсь в темный провал -
хлопанье крыльев, стоны, жуткая вонь стоит;
называли эту дыру не то йод, не то а идиш…
Вот типа эти слова.
- Аид, золотой мой. Это царство мертвых - Аид.
-Он, родимый! и пёс перед входом – громадный, злой и мохнатый.
Я искал там одну… мы с ней, кажется, были женаты.
Не фемина – улёт! Правда, имя звучит как-то странно и дико:
эвридей, эврибади… не так, погоди-ка...
Нет, забыл. Но ведь сильна угадывать имена ты?
-Эвридика, алмазный мой. Звали её Эвридика.
-Угадала все буквы! Во сне я лабал, как оркестр Спивакова.
Спиваков бы облез, услыхав вундеркинда такого.
Обращались ко мне что-то вроде трофей
или морфий – короче, какой-то шалфей.
Мне понравилось, хоть и звучит бестолково.
-Орфей, бриллиантовый мой. Твоё имя - Орфей.
-Плевать на имя! мы же спаслись – ну, почти!
Оставалось полшага, даже не полпути…
Как могли отнять у меня её снова -
за поворот головы, за нелепую ерунду?!
Я спущусь туда, я отобью её, уведу!
Ведьма, милая, ты только в сон меня возврати…
-Плачь, несчастный Орфей: ты проснулся в аду.
***
БАЛЛАДА О ДРАНОЙ ДУШЕ
А всё случится так наверняка
(Сценарий немудрён и неизбежен):
Господь проснётся, выпьет молока,
Вкусит того, что сам послал себе же,
Раскрывши пухлый кондуит в раю,
Скользнувши взором вниз по списку грешных
И ткнувши перст в фамилию мою,
Господь на ней поставит крест неспешно.
Как из бутыли сказочный колдун,
Потрёпанный, помятый и усталый,
В две тысячи нечёсаном году
Душа взлетит, освобождая тару,
И тело, словно надувной матрас,
В который ненароком ткнули вилкой,
Скукожится – и Богу всё отдаст,
Как малышу его свинья-копилка.
Всё-всё отдаст: несбывшиеся сны,
Блуждания по дебрям книжных знаков,
Тяжёлый крест всегда любить иных,
А не безмозглых кукол Пастернака;
Всё изрыгнёт гнилое естество:
Мой страх, мои чуднЫе суеверья,
Мои припадки счастья – оттого,
Как горлица изящно чистит перья,
Впорхнув в моё раскрытое окно
И сев на бледный бюст Шакеспеара…
Всё, что трагично было и смешно,
Уйдёт из жизни, словно не бывало.
Но Тот, кто Божий промысел вершит,
В срок отведённый обнажая жало, -
К хвосту моей ободранной души
Привяжет всё, что ей принадлежало.
И в бездну неба от земных невзгод
Ночной порою или спозаранок
Душа рванёт, как ошалевший кот
Со связкою пустых консервных банок.
Она задаст такого стрекача,
Что заглушит унылый хор стенаний,
О встречные кометы грохоча
Жестянками моих воспоминаний.
И ключника едва не сбивши с ног,
Душа ворвётся в щель меж райских створок,
И нА руки поймает душу Бог,
И строго вопросит: «Пошто так скоро?
Пошто ты учинила кутерьму,
По космосу грехами тарахтела?
Ведь ежели раскинуть по уму,
Тебя бы – в пекло прямиком из тела».
Потом потреплет душу за ушкО
И вымолвит: «Считай, что пофартило;
Мурлычь, лакай парное молочко…
Небось, не Гитлер. Чай, не Чикатило».